Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

– Недостойна, отче! – вскричала она. – Недостойна благословления та, которая осквернила себя на ложе неверного и приготовила руки свои на вероломное убийство!

Старец вещал:

– Отложи намерение твое, о лучшая из дщерей Иверии! Не поднимай руки на хана Алла-Верды, ибо он призван на великое дело: его жизнь довершит спасение отчизны, его кончина воздвигнет обитель из развалин, над которыми плачут долгие годы. Твою же тяжкую жертву осветят благословение церкви и долгий иноческий подвиг. Утром поведай хану желание вкусить снедь от его собственной молитвы…

Старец еще раз благословил коленопреклоненную Хорошану и стал невидим.

Поутру Хорошана говорила хану, что она хотела бы кебаб из джайрана (жаркое из дикой козы), убитого собственной его рукой. Тотчас отдан был приказ, и шумный поезд с зурной и бубнами двинулся в лес по дороге к развалинам обители Святого Георгия. Охота на зверя была чрезвычайно удачна. Наконец спущены были соколы. «Опустошили землю – опустошим и воздух!» – кричал хан в восторге. И вот первый и любимый сокол его напустился на куропаток, но, к общему изумлению, летел тупо и вяло, и куропатки от него уходили. Алла-Верды пришел в ярость. Он мчался на коне, поощряя сокола бешеными криками. А вдалеке, на утесистом берегу Алазани, стоял на коленях отшельник и под палящим солнцем молился об избавлении родины от тяжкого нашествия иноплеменников.

Сокол между тем оправился и уже настигал свою добычу. Уже расправил он когти, и клюв его скользнул по крылу куропатки, как вдруг она переломила полет, ринулась на землю и скрылась под полой молящегося пустынника. Сокол медленно закружил над головой старца. Хан видел, где укрылась добыча его сокола, и, наскакав на отшельника, громко крикнул:

– Спугни из-под полы птицу!

Отшельник молился.

– Тебе говорю: спугни птицу!

Отшельник глубоко и пламенно молился о спасении бедствующей родины; сердце его унеслось в небо, и весь земной мир со своими красотами и ужасами не существовал для него.

– Так ты не слушаешь меня, дерзкий гяур! – вскричал хан.

Канджар блеснул над головой отшельника, но, прикоснувшись к сединам старца, разлетелся вдребезги. Хан упал с коня, и рука его, сжимавшая рукоять, усохла.

А отшельник молился «о невидящих и обидящих нас».

Пораженный чудом и всепрощающим словом христианской молитвы, гордый хан смирился.

– Отпусти мой грех, – говорил он старцу, – возврати мне руку, отдам ее на служение народу христианскому.

Благословение старца оживило руку Алла-Верды, и первый луч веры проник в это мрачное, чувственное сердце.

Легенда повествует далее, что шах и царь сошлись на битву, каждый ожидая себе на помощь Алла-Верды. И вот, когда победа еще колебалась, на ближних высотах вдруг зачернелась, как туча, татарская конница. Алла-Верды шел в бок обеим сторонам и вдруг повернул налево – на кизильбашей. Тогда все персидское воинство, охваченное паникой, бросилось бежать.

Шио был найден в числе убитых в этом сражении. Над ним стоял и плакал молодой тавад в татарских доспехах – то была Хорошана. С копьем в руке, с кольчугой на нежных плечах, она вела хана и поддерживала его в минуты колебания – а такие минуты были. Сам хан Алла-Верды получил смертельную рану, но он жил еще несколько дней, просветился святым крещением и умер не только христианином, но и вторым мужем Хорошаны. Умирая, он завещал свои несметные сокровища на возобновление обители Святого Георгия, покровителя Иверии, и скоро она восстала из развалин в прежнем своем величии. Хорошана удалилась от мира и искупила свой высокий, но греховный подвиг долгим подвигом иноческим.

Грузинский летописец, передавая эту легенду, говорит: «Не было и не будет такого любящего сына отчизны, как картлиец Шио; не было и не будет такой любящей жены, как кахетинка Хорошана».

Такова легенда, в которой фантазия народа создала грузинам победу, а персам поражение. Но действительность далеко не соответствовала этому направлению. В разоренную страну сошли с гор лезгины и почти беспрепятственно заняли богатейшую и плодороднейшую часть Кахетии между Кавказским хребтом и Алазанью, где впоследствии возникли крепости их Джары и Белоканы, стоившие русским столько крови; в Картли были магометанские цари; Кахетия вовсе была без царя – и Теймураз жил изгнанником в Имеретии. Но ни народ, ни Теймураз не мирились с иноземным владычеством. Сверженный царь Кахетии искал помощи султана и защиты России. В 1619 году он отправил к русскому царю Михаилу Федоровичу послов, так изображая свое бедственное положение:

«И вам, великому государю, свои слезы и бедность объявляем, что светлость наша обратилась во тьму, и солнце уже нас не греет, и месяц нас не освещает, и день наш светлый учинился ночью, и я в таком теперь положении, что лучше бы не родился, нежели видеть, что православная христианская вера и земля Иверская при моих очах разорилася, в церквах имя Божие не славится, и стоят все пусты…»

Теймураз просил Михаила Федоровича, чтобы исходатайствовано было у шаха возвращение его матери и сыновей. Михаил Федорович действительно просил шаха не угнетать грузинской земли. Шах успокоил царя дружественной грамотой и посылкой хитона Господня, но уже в то время, когда он успел распорядиться с семьей Теймураза (1625). Тем защита России и кончилась.

Между тем в Картли возникли также смуты. Когда умер Баграт V (1619), вдова его провозгласила царем Симон-хана II, но князья и народ отказались повиноваться сыну магометанина. Раздраженный Аббас дал ему в помощь полководца Карчихана с сильным отрядом, а вместе с ним послал и Георгия Саакадзе с тайным поручением истреблять кахетинцев и переселять в Персию картлийцев. Саакадзе возвел на царство Симона и отправился в Кахетию. Но здесь в нем восторжествовал нравственный переворот, оставивший глубокие следы в истории Грузии.

Еще давно, живя в Персии, Саакадзе тайно мучился совестью при виде насилий, совершаемых шахом над его родиной. И вот теперь, в Кахетии, ему пришлось узнать об изменническом убийстве давно плененного царя Лаурсаба (1622). Это было последней каплей, переполнившей его возмущенную совесть. Быть может, припомнилось ему все зло, которое он сделал Лаурсабу, и, забывая обиды, нанесенные ему родиной, Саакадзе составляет план совершенного освобождения всей Грузии от персидского ига. Случилось, что вызванные им несколько кахетинских князей под предлогом раздачи шахских подарков были изменнически и тайно умерщвлены в палатке Карчи-хана. Этим обстоятельством воспользовался Саакадзе, чтобы возбудить в народе негодование и открытый мятеж, и сам он первый воскликнул: «К оружию, кахетинцы!» Персидское войско было немедленно перерезано, и моурав своей рукой отрубил голову Карчихану. Вслед за тем он с помощью эристава Арагвского выгнал из Кахетии персидского наместника и взял Тифлис, кроме цитадели, в которой заперся и сидел, как в тюрьме, царь Симон-хан. Кахетия и Картли были свободны, и Картли правил поставленный героем молодой Койхосро из фамилии владетельных князей Мухранских. Но о правителях заботился Саакадзе, в его энергичной голове возникает и смелый, и целесообразный обширный план объединения грузинских царств, и с этой целью он прежде всего вызывает жившего изгнанником на берегах Черного моря законного царя кахетинского Теймураза (1623).