Из-под снега - Татьяна Чоргорр

Недалеко, — а про себя подумала, что ни за что не потащит чужака, каким он стал, на изнанку сна. Его же нужно будет обнять, хотя бы коснуться… Ой, нет! И не повредила бы ему лишняя ворожба. — Совсем недалеко, пара переходов на санях.

— Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное — колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут… Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?

— Дом? Спас? Я звала, звала их, но дома все молчат, как мёртвые.

— Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.

***

Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, в начале третьей зимы — взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а сразу после — свадьба, а дальше — всю её женскую жизнь — мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Домá клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать… Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.

А всё-таки приятно услыхать спросонок: «Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!»

Приятно, не пробудившись до конца, ответить: «И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?» Только у ленивых и бездарных ничтожеств болит голова от мысленной речи, а Вильгрин и его домашние избегают зря студить языки. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок…

«Прости, о батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули — горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый. А теперь будто ожил…»

Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё… Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом… Дом больше не зачарован. Защитный кокон, сплетённый мудрыми, оберегавший обитателей от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар ото всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.

Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, похоже, навсегда… «О мудрый Наритьяра Младший!»

Этот жив, услышал, поправил: «Просто Наритьяра», — и молчок.

«О мудрый Наритьяра!» — заново начал Вильгрин.

«Знать тебя не знаю, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу».

Вот, значит, как ты запел, Младшенький?! «О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?»

«За них я, так и быть, замолвлю словечко. Хотя ты, глава дома Вильгрин, осквернил у себя живоедством всех, даже малых детей. Вам всем теперь лучше умереть. Но возможно, твоя единоутробная сестрица окажется милостивее меня и примет дом у фиорда под свою руку».

Понятно: прогоревший купец сбывает с рук гнилой товар. Как же неприятно оказаться на месте товара!

Жаль, нельзя послать зов той, кого ни разу в жизни не видел, даже издали. Но можно попытаться вести беседу через посредника. «Мудрый Латира! Мне сказали, ты бродишь где-то поблизости, и хранительница угодий Вилья тоже с тобой?»

«Да, Вильгрин, это я попросил Мули разбудить тебя. Можешь поблагодарить нас с Вильярой за то, что твой сон и сон твоих домашних не стал смертным. А ещё больше ты должен благодарить чужака, который за ваши жизни чуть не убился в круге. Твоя дочь Мули будет ухаживать за ним, пока он не поправится или не умрёт. А ты пока позаботься о своём доме, Вильгрин. Ваш Великий Безымянный взбудоражил стихии так, что мудрым некоторое время будет не до тебя и не до твоих беззаконных дружков. Однако твои соседи — Вилья — смотрят на дом живоедов у Синего фиорда с большим неодобрением и следят за каждым шагом каждого из твоих».

Вильгрин тяжело вздохнул, поднимаясь с пола: «Я понял тебя, старый. Пожалуйста, передай моей сестре Вильяре, что я встречусь с ней, как только наведу порядок в доме у Синего фиорда. И передай моей дочке Мули, что дома ей делать нечего, пусть спокойно ухаживает за раненым».

«Нам понадобятся упряжки и двое саней: одни с лежанкой для перевозки раненого, другие со снаряжением для зимнего стана и провизией на десять дней для двоих. Пришли всё это к вашему Зачарованному Камню, срочно».

«Сделаю. Сёстры пригонят».

***

Латира понаблюдал, как корёжит знахаркину дочь над искалеченным Нимрином, мысленно плюнул и занялся чужаком сам. Нет, с его другом Иули подобных бед не случалось, но старик неплохо изучил, что они такое. А изучив, не понимал, какая сила погнала этого Нимрина-Ромигу в светлый, полуденный и осенний круг? Как он исхитрился спеть там великую тёмную песнь и выползти наружу почти живым? Такие чудеса выпадают лишь тем, кто не просто слышит и направляет стихии, а дышит с ними в унисон, кого они пестуют и хранят. Но чужак? Ладно, любопытно будет послушать, что он сам скажет, когда сможет говорить.

Мули успокоилась и теперь помогала Латире строить снежное убежище вокруг пострадавшего, жечь жаркие колдовские огни. А Вильяра молча встала и ушла в круг. Старый колдун лишь проводил её взглядом, вздохнул тяжело. Некоторые вещи каждый переваривает в одиночку, ничего тут не поделаешь. Вернулась Вильяра довольно скоро: отдохнувшая, полная свежей силы, но с такими отчаянно грустными глазами — обнять и баюкать, пока