Шаг первый. Мастер иллюзий - Антон Демченко

Наскоро обыскав «сейф» на предмет каких-нибудь документов о себе и, не отыскав ничего, кроме двух десятков исчерканных листов с записью наших с капитаном бесед, которые, несмотря на грозные грифы, их украшающие, протоколами язык не повернется назвать, я довольно кивнул. Вот и еще одно подтверждение моим предположениям.

В отместку за издевательства зашвырнул в шкаф сверток с одеждой капитана и его горилл, туда же закинул и ключ. Дверца захлопнулась, и щелчок замка оповестил о том, что «сейф» заперт. Вот и славненько. Быть этой троице посмешищем всех сослуживцев, ей-ей! И так им и надо. Нечего на маленьких наезжать!

Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего интересного, я пожал плечами и, проверив еще раз личину, шагнул к двери. Засиделся я в гостях, пора бы и честь знать.

Пройти два десятка шагов до лестницы, подняться на один пролет и открыть дверь в тамбур при кладовой. Цокольный этаж довольно низкий, по сравнению с другими, так что забраться под потолок и отпереть небольшое круглое окно было нетрудно. Сигнализация? Была, признаю, но она, как говорил один персонаж старого фильма: «самоликвидировалась», точнее, контролирующий окно сенсор был абсолютно убежден, что объект его контроля никто не открывал. Обожаю иллюзии. Правда, долго поддерживать чисто смысловое воздействие было тяжко, но мне и десяти секунд хватило, чтобы пролезть в окно и, выбравшись из приоконной ямы, скользнуть в чернильные тени ночных переулков. Ушел.

Стараясь не появляться на освещенных улицах, прикрываясь темным пятном иллюзии, я понесся к своей лавке. До того момента, когда вскроется моя шутка с вояками, времени немного, поэтому мне следует поторопиться. Сильно сомневаюсь, что за моим домом сейчас ведется наблюдение, смысла в этом просто нет, а значит, у меня есть возможность собрать вещи и деньги. Главное, успеть убраться из дома до того, как туда нагрянут разъяренные «особняки» во главе с одним обделавшимся по полной программе капитаном.

Прячась в тенях и шарахаясь от периодически возникающих то тут, то там военных патрулей, я все же довольно скоро оказался у своего дома. Осмотревшись по сторонам и не поленившись покружить по окрестностям потоками внимания, я убедился, что поблизости нет излишне любопытных глаз, и, скользнув к двери в лавку, осторожно открыл замок. К моему несказанному удивлению, изнутри помещение выглядело так, будто ничего не произошло. В смысле вообще ничего! Я был готов к чему угодно: к полному разгрому, к разбитым и погнутым мобилям, к хрустящим под ногами осколкам шаров иллюзий, но не к абсолютной пустоте. Чистые полки, пустые витрины, и никакого намека на мои воздействия, оплетавшие помещение от пола до потолка… такое впечатление, что никакой «Вечерней лавки» здесь никогда и не было! Ур-роды…

Зато в квартире мои недоброжелатели отыгрались по полной программе. Все перевернуто вверх дном, переломано, вещи разбросаны по комнате, и только ветер играет с пухом, до сих пор лезущим из резко похудевшего, изрезанного ножом спальника. Такое впечатление, что здесь не обыск проводили, а вандалы куражились. Может, стоило все же прибить этого капитана? Почему-то, когда я смотрю на обломки и рванье, в которые превратилось подавляющее большинство вещей в доме, у меня возникает ощущение, что я слегка «недоплатил» армейцам за учиненный ими кавардак. Впрочем, есть же еще и Ростопчины… или кто-то другой, прикрывшийся их именем.

Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что все происшедшее со мной за последние двое суток не имеет никакого отношения к поиску диверсантов или иным «шпионским играм», как бы ни пытался уверить в этом достопамятный капитан-контрразведчик. И у меня есть причина для такого вывода. Первым звоночком стал мой сосед по камере. Типичная подстава. Именно его я чувствовал в кабинете для совещаний, в компании с дознавателем и парой-тройкой неясных личностей, совершенно не похожих на конвоиров. Можно, конечно, было бы предположить, что капитан решил сыграть в классическую игру с сочувствующим сокамерником, которому объект разработки, под влиянием ситуации, сольет что-то интересное. Но если вспомнить поведение Барна и темы наших бесед, этот вариант отпадает. Да и сам дознаватель, как я помню, не горел желанием допрашивать меня о моем прошлом.

Зато, если предположить, что вся эта ситуация была подстроена для того, чтоб привязать меня к неким людям, тем же Ростопчиным, от имени которых действовал Барн, то многое становится понятным. И сам захват с ночевками в застенках «кровавой гебни», и выключенные камеры в допросной, и бестолковые, выматывающие «беседы» с дознавателем… и отсутствие протоколов. Качественный спектакль. Могу даже предположить, каким должен был стать следующий акт этой пьесы.

Днем Барн ворвался бы в управление, размахивая какой-нибудь стра-ашной бумагой, с криками и шумом освободил меня из-под стражи, и в скором времени я вынужден был бы долго и слезно благодарить тех же Ростопчиных, «вступившихся за несчастного гимназиста». А это обязательства, избежать которых при таком раскладе мне никто не позволил бы. Точнее, не так, отказаться я бы мог, но тогда мои благодетели просто пожали бы плечами и, бросив что-то вроде: «неблагодарный мальчишка», самоустранились. Всё, амба. После такого заявления известного дома для меня закрылись бы почти все двери. Нет, если вспомнить лекции тетки Ружаны и сделать из них соответствующие выводы, то можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что никто не станет впрямую ставить мне палки в колеса. Я, наверное, даже смог бы без особых проблем получить мастерский сертификат… но на кой он мне сдался, если мои работы просто не станут покупать?

Невозможно? Ха! Дому, способному привлечь к своим игрищам армейскую контрразведку, как мне кажется, провернуть такой финт ушами будет совсем несложно. Да им и стараться не придется, достаточно громко заявить о происшедшем среди своих, остальное общество доделает само, главное ему не мешать. А верхом изящества в этой игре, пожалуй, стал бы вариант, при котором Ростопчины в один прекрасный момент простили бы «неблагодарного мальчишку», успевшего потыкаться в разные стороны и убедившегося в том, что без сильных и добрых покровителей ему не прожить. А это кабала на всю жизнь, причем на условиях куда более жестких, чем те, что могли быть предложены мне изначально, при первой встрече. Вот такая нерадостная картинка получается. Спасибо Ружане Немировне за ее уроки, без них я бы уже вляпался в это гуано по полной программе… а так, глядишь, еще потрепыхаюсь.

Собственно, именно для того, чтобы избежать подобного развития событий, я и рванул из лап «особняков», наплевав на возможные проблемы с этой структурой. Обвинять меня в побеге им все равно не с руки. Военное положение, конечно, дает «особнякам» немалые права, но одно то, что тот же капитан-дознаватель даже не потрудился сообщить о моем задержании официальным попечителям, сводит на нет правомочность ареста, который и сам по себе был больше похож на захват опасного преступника, что в отношении несовершеннолетнего гимназиста выглядит… ну совсем некрасиво. Вот, если бы это происходило в зоне военных действий, тогда да… сидел бы я под стражей хоть месяц, и это не было бы нарушением закона, но какие военные действия в Ведерниковом юрте? Правильно, никаких.

Конечно, все вышесказанное не отменяет того факта, что в ближайшее время мне придется все же слинять отсюда подальше, туда, где хотя бы не действует военное положение. Но прежде нужно завершить пару-тройку дел, например, попытаться снять со своего счета денежки, вскрыть заначку у гимназии, проведать хутор Бийских, если будет возможность… ну и кое-что еще по мелочи, да. Хотел еще собрать вещи, но глядя на тот разор, что устроили в моей квартире доблестные вояки, вынужден признать, что этот этап плана невыполним. Целых вещей здесь просто не осталось, все порвано, изрезано, разбито или разломано. Что ж, запишем в счет Ростопчиным… как и все, что исчезло из моей лавки. Есть у меня скромное подозрение, что столь тщательно изъятое имущество находится не у армейцев, а где-то на фамильных складах… или в лабораториях, где над ними уже трудятся специалисты дома.