Чудовищное предложение - Стелла Грей

Я прерывисто выдохнула и, не удержавшись, все же подалась вперед, жадно целуя самого потрясающего на свете мужчину.

До логова Аарона, затерянного в синих холмах, поросших вековыми елями, мы добрались быстро. Целоваться начали еще в машине. Аарон просто перетащил меня к себе на сидение и за несколько минут привел в полную негодность прическу и платье, а меня – в полное возбуждение. Когда он внезапно прервал головокружительные поцелуи, то я разочарованно застонала. Муж подхватил на руки и быстро понес к дому.

Мы упали на уже знакомую шкуру и потерялись во времени. Друг в друге… в том безумном притяжении, что сжигало нас обоих изнутри.

Аарон был ненасытен. Он брал меня снова и снова, ставил в какие-то совершенно невообразимые позы, заставлял получать удовольствие от невообразимых вещей.

Только перед рассветом утих этот пожар, сносящий все на своем пути, и я обессиленно лежала на груди у Аарона, который чертил на моей спине замысловатые узоры.

– Милый… – Я удивилась тому, каким хрипловато-чувственным стал голос после нескольких часов стонов и криков.

– Мм-м? – В интонациях мужа, напротив, слышалось басовитое мурлыканье довольного кота.

– Твоя клятва сегодня… это ведь не шаблон?

– Нет, конечно. А что?

– Меня просто удивило… А нет, ерунда.

Мерное дыхание подо мной прекратилось, а после мир перевернулся. Аарон опрокинул меня на спину и навис сверху, касаясь носом носа.

– А ну-ка? Что там за ерунду ты в брачных клятвах разглядела?

– Не в клятвах! – возмущенно воскликнула я и уже более нежно добавила: – Клятва была прекрасна. Меня удивили слова о любви.

– А что такого? Одри, я не восторженный юноша. Для меня любовь не значит, что я схожу с ума и больше не могу думать ни о чем, кроме женщины, истерично ревнуя ее совершенно ко всему. Я взрослый мужчина. Моя любовь значит, что я хочу делать тебе хорошо. Я хочу видеть твою радость. Я хочу поддерживать тебя во всем. Я хочу исполнить все твои мечты. И я очень боюсь, что с тобой что-то случится. Даже не ухода к другому, нет… А что тебя больше не будет. Вот это моя любовь, Одри Харрис. И да, тебя я люблю.

– Алисия! – окликнула я жену Томаса, которая в данный момент скрылась на веранде нашего с Аароном загородного дома. – Подойти сюда, быстрее. Ты должна это видеть.

Она выглянула из дверного проема и ахнула, зажав рот ладошкой.

– А это не опасно?! – испуганно спросила она.

– Нет, что ты. Тем более я все контролирую, – улыбнулась ей, придерживая за поводья Вейда, который смиренно вез на себе четырехлетнего Кристофера.

– Тетя Одри, – спросил черноволосый мальчонка, вылитая уменьшенная копия Томаса. – У меня получается?

– У тебя отлично получается, – улыбнулась я. – Вырастешь, станешь лучшим наездником страны.

В глазах Кристофа зажглись звезды, а на лице его матери цвело умиление.

– Кажется, любовь к тетушкам в роду у Матинсонов, – улыбнулась она. – Что Томас, что Кристоф!

Я покачала головой и подвела Вейда с мальчиком ближе к матери.

– Это разное, – произнесла я. – У Томаса никого не было после смерти матери, а у Кристофера есть и всегда будешь ты.

С этими словами я помогла племяннику слезть с коня и передала в руки Алисии. Та же опустила его на пол, чмокнула в лоб и отправила внутрь дома:

– Беги к бабушке Монике, – шепнула она сыну. – Только не шуми сильно, она укачивает твою кузину.

– Хорошо, мамочка, – откликнулся малец и унесся вглубь дома.

Я же, глядя ему вслед, задумчиво гладила морду Вейда и невольно пролистывала в голове события последних трех лет.

Кто бы мог подумать, что моя жизнь станет такой…

После свадьбы мне пришлось долго работать над собой, чтобы окончательно привыкнуть к новой жизни и реалиям. Мне казалось, голова взорвется, потому что все заложенные в пансионате знания нужно было пересматривать заново. И в этот момент мне на помощь пришла Алисия. Я удивительно быстро нашла с ней общий язык и сама не заметила, как мы обе стали лучшими подругами.

Если бы не она, приспособиться было бы слишком сложно. Конечно, Аарон мне помогал как мог, но муж – это муж, а подруга – это совершенно иной уровень доверия. Я делилась с ней, она со мной. Совершенно неожиданно я узнала ее историю с Томасом и была поражена, через какую грязь ей пришлось пройти, и какие испытания выдержала ее сестренка в борьбе с ужасной болезнью.

Мало-помалу наша дружба начала давать и другие плоды – Аарон с Томасом тоже нашли точки соприкосновения. И если три года назад их отношения можно было назвать вежливой неприязнью, то сегодня эти двое сбежали из дома на местное озеро – рыбачить.

– Одри! – Алисия помахала у меня перед лицом рукой. – Ты чего задумалась?

– Да так… просто.

– Пошли лучше в дом. Нужно приготовить ужин нашим мужчинам.

Я кивнула:

– Только Вейда в стойло уведу, переоденусь и сразу же помогу тебе.

Конь позади меня недовольно всхрапнул. Будь его воля, он бы мог носиться круглыми сутками.

– Пошли, скакун, – игриво позвала я, потянув за поводья.

Коршун-Вейд, тот самый смеска араб, послушно поплелся за мной. К сожалению, скаковой лошади из него так и не вышло. Не прошел какую-то там комиссию. Однако Аарон все же выиграл суд и вернул себе деньги за то, что его обманули в сделке. Вейда он тоже оставил себе в качестве моральной компенсации.

Все это было примерно два года назад… Как сейчас помню: Аарон приехал радостный с решением суда, а я ему не менее радостно сообщила другую важную новость – что у нас будет ребенок.

Его лицо в тот момент нужно было фотографировать, но я не додумалась заранее приготовить камеру. А в следующие месяцы с Аароном стали происходить изменения, которые не могли не радовать.

Он начал делать настоящие шаги навстречу матери. После свадьбы они почти не общались с Моникой Зейн, зато чем больше становился мой живот, тем чаще она появлялась в нашем доме.

– Я понял одну важную вещь, – признался муж в один из дней. – Если у меня не было матери, то я не вправе лишать дочь бабушки. Пусть хоть у нее она будет.

И Аарон оказался прав.

Когда родилась Мелисса, Моника будто обрела жизнь заново. Та психологическая травма, которую она пережила, наконец-то начала заживать. Моника собрала в себе столько материнской любви, которую не додала Аарону, и теперь, будто мировой океан, выплескивала ее на внучку.

Иногда я даже ревновала ее к собственной дочери, но все же понимала – Моника никогда не даст в обиду мою кровиночку.

То же самое видел и Аарон. И что-то рушилось в возведенных внутри него стенах. Еще год ушел на то, чтобы однажды я увидела, как он поцеловал мать в щеку и обнял совершенно искренне, без обиды в глазах…