Телохранитель Каина - Владимир Гриньков

– Про то не знаю.

Лисицын решил, что дядя Степа опять хитрит. Дал знак. Бедняге отвесили оплеуху.

– Я не видал! – заторопился объяснить дядя Степа. – Я ушел, потому что клева не было!

– Значит, ты ушел, а поп остался? – все больше мрачнел Стас Георгиевич.

– Точно так!

– Ты про попа вчера рассказывал гостям. И они, как только услышали, что поп видел прошлогоднюю рыбалку, сразу помчались к нему?

– Ага!

Лисицын, не сдержавшись, выматерился. Загадка, которая мучала его много месяцев, разгадалась, кажется, и разгадка эта была такой нежелательной и даже страшной для него, что он впал в ступор на какое-то время. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться в день сегодняшний.

– Поедешь с нами, – сказал Лисицын. – Покажешь, где поп живет.

Шварц, закованный в наручники, все это время просидел в углу, боясь пошевелиться. Ему казалось, что он все глубже погружается в какую-то трясину. Пропадет он. Сгинет без следа.

* * *

На поиски священника отправились на двух машинах. Лисицын побрезговал находиться бок о бок со скверно выглядевшим и основательно захмелевшим дядей Степой.

Дядю Степу усадили в машину Глеба, туда же затолкали Шварца, вместе с ними поехали и оба охранника. Их машина шла первой. Следом ехал Стас Георгиевич.

Мороз был сильный, большая редкость для последних чисел ноября. Дым из труб деревенских домов не стелился, а поднимался прямо в небо. Солнце светило ярко, отражаясь от прикрывшего осеннюю грязь снега. Но Лисицын красоты не замечал. Он извелся, пока они добирались до места. На нервах был.

Дядя Степа указал дорогу прямо к дому священника. Лисицын сам в дом заходить не стал, отправил туда одного из своих охранников. Тот вернулся скоро. Доложил:

– Дома его нет. Сказали, что в отъезде.

– Куда уехал? – зло спросил Лисицын.

– Не сказали.

– С кем разговаривал?

– С его женой.

– Кто еще в доме есть?

– Дети, – ответил охранник. – Много.

– Когда вернется поп?

– Не знают они.

– Но хоть сегодня? – сжал кулаки Лисицын.

Со стороны могло показаться, что у него руки застыли на морозе, и он их таким способом пытается согреть. На самом деле его душила злоба.

– Сегодня приедет или завтра – они не в курсе, – пробормотал охранник, который видел состояние шефа и знал по опыту, что добром это не кончится.

Лисицын повел окрест злым взглядом. Увидел дядю Степу. Тот пригрелся в теплом салоне машины и уже клевал носом. Еще немного – и заснет.

– Закачай водки в эту каланчу! – распорядился Стас Георгиевич. – Чтобы из ушей лилось! До невменяемого состояния чтоб! А дальше слушай… Он когда заснет, вы его за деревню отвезите и сбросьте где-нибудь в кювет.

* * *

Шварц видел, как растолкали дядю Степу и как поили его водкой. Обращались с дядей Степой вежливо и даже почти сердечно, и пьяный дядя Степа все принимал за чистую монету, но Шварц был трезв как стеклышко и осознавал, как неправдоподобна доброжелательность этих парней. В том, что он не ошибается в своих подозрениях, Шварц убедился очень скоро. Дядя Степа вдруг ни с того ни с сего пьяно заартачился. То ли почувствовал, что эта водка уже лишняя ему, то ли просто каприз на него такой нашел, но он попытался воспротивиться. Тогда ему без всяких церемоний ткнули в рот стакан с водкой. Шварц отчетливо слышал, как звякнули о стекло зубы дяди Степы. И дальше уже дядю Степу поили насильно, пока бутылка не опустела. После этого пьяного оставили в покое. Вскоре он заснул. Охранники Лисицына нет-нет, да и бросали на дядю Степу оценивающие взгляды. Шварц это видел, и чутье ему подсказывало, что все здесь делается не без злого умысла, и вопрос только в том, пострадает один дядя Степа или Шварцу тоже головы сегодня не сносить.

Потом куда-то поехали, а Лисицын остался. Шварц испугался по-настоящему.

– Далеко мы, братва? – спросил он.

Голос у него срывался. Ему не удосужились ответить. Шварц ужаснулся. Дядя Степа был мертвецки пьян, а Шварц в наручниках. Оба беспомощны.

Отъехали не слишком далеко. Скрылось из виду село. Пустынная дорога. Ни людей, ни машин, ни жилья. Охранники вышли из машины. Шварц заметался. Но начали не с него, а с дяди Степы. Выволокли из теплого салона на мороз бесчувственное тело, взяли за руки-ноги, раскачали, как бревно, и швырнули под откос. С дороги и не видно, куда упал. Вернулись к машине. Шварц трясся от страха. Кричать не было сил. Но эти двое к нему даже не подступились, сели в машину, развернулись на узкой дороге, поехали обратно в село.

Они убили дядю Степу, понял Шварц. Он вдрызг пьяный и не проснется, на таком морозе замерзнет к едреной фене насмерть. А он, Шварц, все это видел. На его глазах происходило. Не поосторожничали. Не побоялись. Это ему, Шварцу, приговор. Он не жилец. В живых они его не оставят.

* * *

В разговоре дядя Степа упоминал, что Китайгородцев и Потемкин от него уехали в Калугу.

Лисицын, осознав, что священника они могут прождать до поздней ночи, решил срочно ехать в Калугу.

Про дядю Степу он даже не спросил. Кажется, он про него забыл. Его мысли сейчас были заняты другим. Китайгородцев постоянно его опережал. И никак не получалось этого Китайгородцева достать. Он кружился рядом, как назойливая муха, его присутствие Лисицын ощущал почти физически, а прихлопнуть эту муху никак не удавалось.

В Калугу Китайгородцев поехал не просто так. Это не транзитная точка для него, не проездом он в ней. Целенаправленно поехал, знает, где искать. А это значит, что и Лисицын тоже знает – где.

Стас Георгиевич, не выходя из машины, сделал знак своим охранникам, которые сидели в «Жигулях». Те подъехали, две машины встали бок о бок.

– Поедете за мной, – сказал в открытое окно Лисицын. – До Калуги. Там покажу.

Шварц, который жадно ловил каждое долетающее до него слово, не сразу смог поверить в то, что не все так плохо. Его не будут убивать. О нем и речи нет. Пока, по крайней мере.

* * *

Информацию о сыне Нины Петровны Китайгородцев выманил хитростью. К этому времени он знал о юноше совсем немного: во-первых, что сын у Нины Петровны есть, во-вторых, что зовут его Алексей. Этого Китайгородцеву хватило. Он вошел в школу, когда первый урок уже начался. Коридоры опустели. Женщина в синем халате веником сгоняла в кучу мокрую грязную кашицу – занесенный на подошвах снег.

– Добрый день! – сказал Китайгородцев вежливо. – Нина Петровна… Она у вас преподает…

– Потапова! – определила женщина. – А как же! Математику! Первый урок у нее…

– Я знаю, – чинно кивнул Китайгородцев. – Я ее только что до дверей школы проводил. Про ее Алешу говорили. И я ее забыл спросить: он учится? работает?