Курсовая работа по обитателям болота - Александра Черчень

— Видишь ли, Юля… — Наглая лапа оставила мою ладонь и потянулась куда-то в район ворота платья. Я от такого поворота дел вообще обалдела и только ошеломленно хлопала ресницами, пытаясь осознать вышедшую из-под контроля ситуацию. — Я на эту тему думал. Вот не так давно. И не поверишь, я, можно сказать, и не против… Так как ты мне действительно подходишь… во всех смыслах. — Последнюю фразу мне проговорили хриплым шепотом на ушко, отчего я отчаянно покраснела и попыталась отодвинуться, но это не получилось, потому что зеленый гад ухватил меня за прядь волос. — Тем более на грядущие три месяца мне даже интимную жизнь не наладить без твоего непосредственного участия. Поэтому все складывается как нельзя лучше. А уж если учесть, что мы все равно до конца жизни теперь связаны…

— Феликс, — пробормотала, пытаясь вытащить из цепких пальцев волосы. — Я как бы…

— Вот в тебе и дело, — ухмыльнулся болотник. — Я — мужчина темпераментный… А ты испугалась, драгоценная. Да и вообще, есть подозрение, что сегодня твоих чувств не было ни на грамм.

— Ну да, — облегченно закивала, радуясь, что не придется самой объяснять эту щекотливую ситуацию.

— Я-то не против. — Он осторожно коснулся губами виска, крепче сжал в объятиях, притягивая еще ближе и скользя одной рукой все ниже и ниже по талии, пока не достиг бедра. — Очень даже не против. Вопрос, готова ли ты?

— Нет!

Отпустил почти сразу и весело хмыкнул:

— Почему-то я так и подумал! — Потом легонько щелкнул меня по носу и продолжил: — Маленькая ты еще… Так что, Юленька, не играй со взрослыми дядями и тем более не пытайся брать их на «слабо», особенно в тех областях, где ты ничего не смыслишь. Да, я могу и даже, наверное, хочу… но я тебя уважаю.

— Мы неделю как знакомы. — Я развела руками, пытаясь осознать все сказанное.

— И что? — откликнулся Кик. — Основания есть, Юла. Поверь, я и правда не мальчик, потому чутью своему доверяю, оно почти никогда меня не подводило.

— Почти?

— Да, — нахмурился Феликс и отвел взгляд. — Собственно, прошлый раз я едва не женился именно потому, что чутье не сработало. — Тут он яростно прошипел: — Но спасибо другу! Открыл глаза!

— Спрашивать неуместно, как я понимаю? — осторожно предположила я, пытаясь не обращать внимания на ладонь, все еще лежащую на бедре. И, судя по всему, убирать руку Кик не собирался.

— Сейчас да, — кивнул болотник.

Нашу милую беседу нарушили весьма бесцеремонно и очень ехидно. Один вредный тип в красном.

— Феликс, хватит шептать на ушко свой краснеющей риале всякие непристойности и так бесцеремонно ее лапать! — громким шепотом попросил Смерть. — А то мне завидно, ей-богу! И вообще, я на вас отвлекаюсь!

— Завидуй молча и в другую сторону! — раздраженно рыкнул Ла-Шавоир на ухмыляющегося брюнета. Но руки убрал и скрестил на груди, неприязненно глядя на друга.

— Да не могу! — развел руками Мастер, незаметно подмигивая мне. — Завидно, говорю же!

— Так сделай уже что-нибудь со своей зазнобой, а то только молча страдаешь в сторонке, даже лапку к ней протянуть не решаешься!

— Замолкни! — внезапно полыхнули красным доселе едва заметно мерцающие глаза Хранителя стихии. — Ты прекрасно все знаешь!

Кикимор осекся, замолк, со вздохом взъерошил волосы и виновато посмотрел на Айлара:

— Я зашел слишком далеко.

— Рад, что ты это понимаешь, — сухо откликнулся Мастер, снова отворачиваясь к сцене.

— Может, хватит? — не выдержала я, и оба мужчины с удивлением на меня уставились. — Зачем вы так задеваете друг друга? Намеренно. Нельзя до бесконечности говорить гадости и надеяться, что извинение все решит и потом отношения вернутся на круги своя!

— Юля, ты опять пытаешься влезть в совершенно непонятную и новую для тебя область, — тихо проговорил Кик. — Мы близкие именно потому, что мы откровенны. И так много друг о друге знаем, что можем простить резкость. Поэтому извинения — это скорее ширма, они не обязательны для ближнего круга. У нас иная психика.

— Мы знаем причины резкой реакции, — продолжил мысль риалана Мастер. — И потому все это решается просто. Юля, вы и правда не знаете тонкостей взаимоотношений и наших особенностей. Не спешите с выводами. Это ошибка.

Прервав этот странный диалог, раздалась резкая мелодия виолончели. Мы вздрогнули и перевели взгляд на недовольного Леля.

— Господа, вам кто-нибудь объяснял правила поведения на концертах? — недовольно бросил шут. — Если желаете поговорить, то выйдите.

— Прости, — почти хором сказали мы. Я осознала эту фразу и нервно рассмеялась, прижимая ладони к горящим щекам.

Господи, сумасшедший дом! Я не понимаю! Я ничего тут не понимаю! И никого! Сумасшедший дом и ненормальные люди.

Похоже, сойти с ума до нужной кондиции у меня так и не получилось. После того как внимание зрителей опять было сосредоточено на музыке, а не друг на друге, концерт продолжился.

Надо отметить, он был необычным. Просто музыка. Очень разная. От лиричного блюза, который заставлял грустить и вспоминать, до зажигательных мелодий, под которые невольно начинаешь прищелкивать пальцами.

И, конечно же, проникновенные, берущие за душу мелодии. То мягкие и нежные, то набирающие громкость, потрясающие, чтобы скоро вновь вернуться на прежнюю волну.

Но лично мое внимание неудержимо приковывал Лель.

Я всегда любила все необычное, а шута можно было смело отнести к этой категории. И еще — тут возникло то самое притяжение, которое не так давно сработало с Ришей. Мне очень-очень хотелось познакомиться с ним поближе. Но не с тем бабником, который подходил не так давно, а с НИМ. Тем, кто сейчас на сцене. Хотя это наверняка две стороны одной медали. Даже если это маска, она не могла стать такой естественной, если бы безумный блондин с ней не сжился. Кошмарненький тип, если честно. Но этим и притягательный.

Потому я как зачарованная наблюдала за синеглазым музыкантом, который невидяще смотрел перед собой, порхая пальцами по грифу инструмента, сжимая смычок до побелевших костяшек, но в следующий миг расслабляя руку, словно вспоминая, что так нельзя. Виолончель пренебрежения не прощала и отзывалась резкими нотами, которые тем не менее гармонично ложились на общую канву мелодии.

Неяркий свет играл медовыми переливами на изгибах красавицы виолончели, своевольной подруги Леля, скользил стальными бликами по белым волосам музыканта, заставлял сверкать бриллиантами капельки пота на высоком лбу. Терялся и растворялся в бездонных синих глазах, которые сейчас казались почти черными. Как самое темное небо полуночи.

Да, я никем так не восхищалась, как им.

— Юля, — раздался недовольный голос зеленого, вырывая меня из мира грез. — Отомри.

— Не мешай, — беспечно отмахнулась я, и не думая отводить взгляд от пленительного блондина.