Девушка в красном платке - Фиона Валпи

И все же странно было очутиться без немецких солдат, они ушли так внезапно, все до единого. Первое, что сделал мэр, как только караульные покинули Кульяк, это объявил, что тело графа в течение двух дней будет выставлено для публичного прощания, чтобы все желающие могли прийти и отдать ему дань уважения. Люди, по очереди подходившие к простому сосновому гробу, были в поношенной и протертой одежде. Из-под обтрепанных рукавов торчали костлявые запястья, когда они снимали свои бесформенные кепки и сносившиеся береты. Но они высоко держали головы, каждый дожидался своей очереди со спокойным достоинством, готовый теперь вновь взять на себя ответственность за свое наследие, ради которого граф пожертвовал жизнью. Французский триколор наконец-то опять взвился на флагштоке перед мэрией.

На публикацию новостей был объявлен запрет. Но слухи о всплеске активности движения Сопротивления передавали на каждом перекрестке, в кофейнях и очередях перед магазинами. Рассказывали о том, как саботировали телефонные линии, разрушали железнодорожные пути и мосты, чтобы спешное продвижение немцев на север расстраивалось на каждом шагу. Мадам Фурнье слышала от секретарши мэра – бог знает каким тайным и извилистым путем та узнавала о подобных вещах – о медленном передвижении танковых дивизий из Монтобана на юге по дороге к Лиможу и их постоянных задержках подрывными действиями и даже сражениями на улицах некоторых городков по пути. Элиан думала о том, где теперь Матье и что он делает посреди этого хаоса и неразберихи. Ведь не работает же он против Сопротивления, по-прежнему пытаясь защитить железные дороги? Где бы он ни был и что бы ни делал, Элиан молилась про себя, чтобы он и его семья были в безопасности. Как ей думалось, путь, которым двигались южные танковые дивизии, должен был проходить очень близко к Тюлю.

Когда мимо графского гроба прошли последние несколько человек, секретарь мэра направилась запереть мэрию на ночь. Завтра в церкви в Кульяке – достаточно большой, чтобы вместить всех скорбящих, – состоится прощание, прежде чем тело Шарля Монфора, графа де Бельвю, упокоится под плитами часовенки в шато. Элиан и мадам Буан, сидевшие на стульях у стены, в последний раз охраняя графа, поднялись на ноги.

– Я слышала, на стороне твоего жениха были серьезные бои, – сказала секретарь Элиан.

– Он больше не мой жених, – ответила Элиан, но сердце у нее все равно дрогнуло от ужаса.

Секретарь бросила на нее проницательный взгляд:

– Как скажешь, Элиан. В любом случае, я слышала, они хорошо поработали, сдерживая бошей. А где сейчас твой брат?

Элиан пожала плечами:

– Я знаю не больше вашего. Я не видела его с тех пор, как он пришел найти нас в шато после ухода немцев.

– Занят делом, я уверена. – Она сочувственно потрепала Элиан по руке, заметив, как побледнело лицо девушки при мысли об опасности, которой, возможно, подвергаются ее близкие. – Не волнуйся, скоро это закончится, и те, кого мы любим, даст Бог, благополучно вернутся домой. Ступай домой и поспи. Тебе понадобятся силы на завтра.

Ив разбудил ее от беспокойного сна сразу после рассвета. Несколько мгновений она не могла понять, где находится. Ей снилось, что она снова в пещере под Шато Бельвю и Матье был там с ней. Она пыталась утешить его, видя, что он очень страдает, но тут услышала, как огромные камни катятся по люку над ними, а потом вход в туннель обвалился. Она поняла, что выхода наружу нет, принялась лихорадочно скрести камни, закрывшие туннель, израненными окровавленными руками. Матье беспомощно наблюдал за ней, а потом земля во сне начала дрожать. Испугавшись, что пещера падает на них, она пробралась обратно к Матье и ухватилась за него, но он стал растворяться в бледном свете, пробивающемся через окна ее комнаты на чердаке И тут она обнаружила, что ее трясет брат:

– Проснись, Элиан, проснись!

– Ив? Что такое? Ты в порядке?

Он кивнул:

– Что-то случилось. В Тюле. Я иду туда искать Матье. Пойдешь со мной? Возможно, там есть люди, которым нужна помощь. Возьми мамину корзинку.

– А папа? И мама?

– Оставим их здесь. Я не знаю, что мы найдем. Может, ничего и не было, просто слухи. Пусть останутся и присмотрят за Бланш. Мы оставим им записку, чтобы дать знать, куда ушли.

Они забрались в грузовик, и Ив погнал по проселку, выворачивая на дорогу и двигаясь на восток как раз во время восхода.

– Что ты слышал? – спросила его Элиан, щурясь от света. Грузовик вильнул на повороте, его слегка занесло в сторону.

Не сводя мрачного взгляда с дороги, Ив ответил:

– На улицах Тюля были бои. Макизарам почти удалось отбить город у оккупантов. Но немцы послали танковый отряд из Брива для подкрепления. Парням он был не по зубам, и в конце концов они пустились в бега.

Элиан кивнула, переваривая это:

– Им удалось сбежать?

Ив сжал губы в тонкую линию и сглотнул, прежде чем смог ответить.

– Думаю, большинству удалось. Но немцы согнали всех, кого смогли найти, неважно, участвовали те в боях или нет. Устроили карательные меры. – Он остановился, по-видимому концентрируясь на том, чтобы переехать узкий мост над рекой в Кульяке, один из немногих уцелевших в резне последних дней.

У Элиан кровь застыла в жилах.

– Какие карательные меры?

Ив пожал плечами.

– Не знаю точно. Это только слухи… Официальных сообщений не было.

Она посмотрела на его профиль. Он вдруг показался ей таким повзрослевшим, перед ней был незнакомец, черты его уже не были чертами беззаботного юноши. Все те вещи, которые он видел и которые совершал, прорезали морщины на его лице, в утреннем свете оно казалось бледным как мрамор, высеченным жестче обычного. И, несмотря на все, что он видел и все, что совершал, он все равно не мог решиться заговорить о том, что слышал о произошедшем в Тюле. Челюсть у него была сжата, и Элиан заметила, как напряглось его горло, когда он снова тяжело сглотнул. А потом он сказал:

– Кого-то повесили.

На мгновение тишина стала пронзительной, звеня у Элиан в ушах, вызывая головокружение.

– Матье?.. – Она чуть не задохнулась.

– Я не знаю, Элиан. – Ив покачал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее образы, которые там возникли. – Правда не знаю.

* * *

Самым примечательным в Тюле, когда они в него въехали, была тишина. Стояло утро субботы, и городок должен бы был бурно кипеть, пока его жители толпятся в кафе и перед магазинами. Вместо этого, когда грузовик пробирался по улицам, их окутывала зловещая атмосфера неподвижности. Но вот они обогнули последний угол и добрались до центра города, Ив резко нажал на тормоз.

Когда они вывернули на главную улицу, открывшаяся картина была такой невероятной, что они не сразу ее осознали. К каждому фонарному столбу вдоль дороги, насколько хватало глаз, было подвешено тело. Все они свисали тяжело и неподвижно. Издалека фигуры казались почти мирными, их руки были сложены за спиной, а головы склонены, словно в молитве.