Циклоп - Генри Лайон Олди

вы не разрешите ей остаться. Она ведь дура дурой была… на пол гадила, кусалась…

Сивилла ахнула. Закрыла лицо руками.

— Это не вы были, госпожа. Это безумие ваше. Нечего стыдиться, любой бы на вашем месте… Я надеялся, вас для опытов возьмут. Меня же взяли? А я хуже вас, я в сто раз хуже…

— А если бы я отказал? — спросил Циклоп.

— Я бы убежал. С ней.

— А уговор?

— Я бы вас предал, господин Циклоп.

— Что мне теперь с тобой делать, изменник? Запечь в остром соусе?

Натан вжал голову в плечи.

— Человечину запекают в сливах, — ворчливо буркнул маг. — Перец делает ее жесткой. У нас есть сливы?

— Можете в сливах, — парень говорил медленно, натужно, будто воз тащил. — Можете с перцем. Я согласный. Ее оставьте, и жрите меня на здоровье…

— Тебя-то сожрем, — оборвал его Циклоп. — Небось, не подавимся. Ты мне другое скажи, хитрец Натан… Зачем мне воровка?

— Прекратите! Вы лжец!

Бешено сверкнув глазами, Эльза выпрямилась. Горящая от боли щека, короста на руках, постыдная вонь, исходящая от тела, провал в памяти, чужие люди вокруг — все утратило значение. Остались гнев и обида. Ее обвинили в воровстве!

— Я лжец? С помощью вашего сообщника вы проникли в башню. Ночью прятались в спальне покойной хозяйки башни. Лелея коварные замыслы…

— Как вам не стыдно оскорблять меня?

— …ворвались в кабинет, снесли меня с ног, украли диадему…

— Какую диадему?!

— Ту, что у вас на голове.

Продолжая жечь Циклопа взглядом — будь на ее месте Симон Пламенный, от сына Черной Вдовы осталась бы кучка пепла — сивилла подняла руки. Пальцы наткнулись на узорное плетение из металла.

— Святой Митра! Это ваше?

— Нет, это само выросло. Пока вы спали.

— Вы… вы подбросили мне…

— Воровка! Еще и юлит…

— Я никогда… в жизни… Подавитесь!

Сорвав диадему, сивилла швырнула ее в лицо Циклопу. Для женщины бросок оказался на удивление точен. Циклоп едва успел поймать драгоценность, спасая себя от увечий. Вслед снаряду ударил вой разъяренной кошки. Комок свирепости — клыки и когти — метнулся к Циклопу. Все человеческое слетело с Эльзы — осенней листвой под натиском бури, птичьей стаей от грохота трещоток. Дикая тварь метила в горло, но промахнулась. Циклоп упал, закрывая диадему собственным телом; сивилла навалилась сверху, выцарапывая заветную добычу. В следующий миг жестокий пинок Вульма сбросил Эльзу с сына Черной Вдовы. Откатившись в сторону, она ударилась плечом о край каминной решетки — и с ловкостью площадного акробата вскочила на ноги. В глотке женщины клокотало рычание. Куча одежек, громоздкий тулуп — Эльза словно родилась во всем этом. В Вульме ей виделся самый опасный враг, с которым надо разделаться в первую очередь.

В кресле аплодировал старый маг, радуясь, как ребенок.

Кулак Вульма впечатался в скулу Эльзы, вернув сивиллу на пол. Лязгнули зубы, женщина истошно завизжала. Вульм прыгнул следом, не давая сивилле опомниться, топча ее сапогами. Это напоминало танец. Тулуп и поддевки большей частью гасили удары, но визг не прекращался ни на миг. Упал столик, зазвенел поднос с ломтиками сыра; раскатились по углам серебряные кубки…

— Какой темперамент! — восхитился старец.

— Не надо! Не убивайте ее!

— Стоять!

Рык Циклопа превратил Натана в камень.

Груда тряпья копошилась у камина. Последний удар Вульма угодил сивилле в голову. Движения Эльзы сделались вялыми, бессмысленными. Сегентаррец упал рядом на колени, прижал сивиллу к полу, завернул ей руки за спину — до хруста. Эльза жалобно заскулила — и затихла, покорившись своей участи. Вульм принялся умело вязать ей запястья. Откуда он успел извлечь ремешок сыромятной кожи, осталось загадкой.

Циклоп задумчиво вертел в руках диадему.

— Что и требовалось доказать, — с удовлетворением сообщил он. — Два состояния. Зверь без янтаря, человек с янтарем. Ах, сивиллы, бедные мошки… Так влипнуть в Янтарный грот! Надо будет приручить зверную ипостась. Иначе она рано или поздно перегрызет нам глотки. Если по совести, человек мне нравится больше…

С нежностью, которую трудно было ждать от сына Черной Вдовы, он надел диадему на голову Эльзы. Скулеж возобновился, и сразу же сменился жалобными всхлипами. Избитая, связанная, лишенная надежды, сивилла плакала навзрыд — реквием всему, что составляло ее жизнь.

— Я не воровка… я… не воровка…

Циклоп присел на корточки, тронул Эльзу за плечо. Сивилла сжалась в ожидании нового удара. Нет, Циклоп лишь похлопал ее, будто пони, успокаивая — и убрал руку.

— Ты не воровка, — сказал Циклоп мягким, дружеским тоном. — Все в порядке. Тебя никто не обидит. Сейчас я тебя развяжу. Ты не станешь драться?

— Я…

Эльза подняла голову. Увидела на носу и подбородке Циклопа кровоточащие царапины от ногтей — и содрогнулась. Губы женщины затряслись:

— Это я?

— Все в порядке, — повторил Циклоп. — Только пообещай мне, что ты не снимешь диадему без моего приказа. В постели, в лохани с горячей водой; в отхожем месте. Нигде, ни за что. Если диадема случайно упадет, ты схватишь ее быстрее молнии. И вернешь на прежнее место. Обещаешь?

— Диадема? Я отдала ее вам…

— Диадема у тебя на голове. Считай, что я одолжил ее тебе. На время. Ты будешь носить ее день и ночь, пока я не разрешу снять. Хорошо?

«Ты сумасшедший, — читалось в глазах женщины. — Я тебя боюсь. Но у меня нет выбора.»

— Хорошо. Я буду ее носить.

— Вот и замечательно…

Не глядя, Циклоп протянул руку, и Вульм вложил ему в ладонь рукоять своего кинжала. Острое лезвие быстро справилось с путами.

— Ты свободна. И помни: ни в коем случае…

— Диадема, — кивнула сивилла. — Я помню.

Она попыталась встать. Качнулась, едва не упав. Циклоп поддержал ее, жадно всматриваясь в лицо Эльзы. Он ждал, и дождался. Лицо менялось, освещенное янтарным солнцем. Желтели, рассасываясь, синяки; сходили отеки. Гнойная сукровица перестала сочиться из-под затвердевшего струпа на щеке…

— Душечка! — всполошился Симон. Резвей юноши маг взлетел с кресла: — Вам необходим отдых. Умоляю, соблаговолите… С радостью уступаю очаровательной… Может быть, вина?

Спустя мгновение Эльза уже спала, свернувшись клубком.

6.

— Говоришь, тебя пытались убить? В городе?

— Убить? — Вульм пожал плечами. — Вряд ли. Предупреждали…

Циклоп прошелся по разгромленному кабинету. Вино подсохло, в липкой жиже оставались следы от башмаков. Подошвы чавкали, радуясь угощению. Наблюдая за ним, Вульм вспомнил, как в первый же день, отправляя к Амброзу воробья, признался Циклопу с Симоном, что взял подряд на слежку. Он ждал скандала, обвинений, угроз; полагал, что наглого соглядатая без промедления выпрут из башни в три шеи… «Следи, — отмахнулся Циклоп. — Делать тебе больше нечего…» А старый маг и вовсе скорчил такую гримасу, что у Вульма пропала всяческая охота развивать эту тему.

— Амброз полагал,