Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Первым на его пути лежал город Триполь.

Был сей град знаменит издавна - ещё во времена Владимира Мономаха был он крепостью супротив поганых. Стоял Триполь на высоком берегу, под которым текла, извиваясь, мелководная Стугна. Хорошо помнили её студёные воды русские люди - сто лет назад на её берегах погромили поганые половцы княжеские войска. Много народа потонуло, много было посечено и угнано в полон. У самого Владимира Мономаха на его глазах унесла река младшего брата, Ростислава. Пели про Стугну песни гусляры и песельники, поминали боевую доблесть предков, и ныне то и дело, как шли русские князья на Степь и когда накатывались мутной волной половецкие орды, вставала речка у них на пути.

Выехав на кручу, Роман остановил коня и долго смотрел на холмы, на крепостные трипольские валы, на лениво текущую воду. Когда-то его прадед Мономах останавливал половецкие орды, именем его в Степи матери долго пугали детей. Сто лет спустя отстоять дедовскую славу выпало внуку.

* * *

Недолго Рюрик радовался, недолго ходил гоголем. После сладких пиров наступило тяжкое похмелье. И двух месяцев не миновало, как прибыли из Владимира-Залесского послы от всесильного Всеволода Большое Гнездо.

Всеволод был немногословен, через своих людей передавал следующее: «Вы назвали меня старшим в своём Владимировой племени, теперь ты сел в Киеве, а мне не дал никакой части в Русской земле, роздал другим, младшим братьям. Ну а если мне нет в ней части, то как ты там себе хочешь, кому дал в ней часть, с тем её и стереги, а мне не надобно».

К слову сказать, и прежде-то не слишком пёкся Всеволод Юрьевич о Русской земле. Единственно, что по-прежнему его был Переяславль-Русский на Альте и в прошлом году посылал он своих людей заново срубить Городец-на-Остре, сожжённый и заброшенный ещё во времена его отца Юрия Долгорукого. Но когда девять лет назад ходили на половцев южнорусские князья, Ольговичи с Мономашичами, когда оборонялись они от науськанных Кунтувдыем половцев, не пришли с севера Всеволодовы дружины. Далеко от Владимира-Залесского Степь, не тревожит половецкая конница его поля. Больше против Новгорода, булгар и противных князей снаряжает войска Всеволод, что ему до Киева? А вот теперь, вишь ты, вспомнил!

Послы жили на княжьем подворье, днями просиживали в сенях, ожидая приглашения на пиры и застолья, а Рюрик не находил себе места. Всеволодова грамота и теперь лежала перед ним, чуть прищурившись, он вчитывался в написанные вязью буквицы: «Теперь ты сел в Киеве, а мне не дал никакой части в Русской земле, роздал всё другим, младшим братьям…» Жаден Всеволод. Не зря его Большим Гнездом кличут! Народил сынов! Они ещё малолетки сущи, а он уже для них города подбирает, всю землю тщится под себя загрести, чтоб все в его руке ходили!

Рюрик не любил Всеволода, как не любил любого князя, могшего встать у него поперёк дороги. И почто надо было Юрьевичу вмешиваться в их дела? Русь так хорошо устроилась, только всё утишилось - и на тебе!

Но решать что-то было надо. Всеволод и осерчать может. Сознавая это, Рюрик ещё больше ненавидел себя и Всеволода, но делать было нечего. Не придумав ничего, он обратился за советом к боярам.

* * *

Счастлив и доволен ворочался Роман на Волынь. Города ему понравились - и обильные, и зело укреплённые. Жили в них в основном чёрные клобуки, берендеи да потомки печенегов, что когда-то целыми коленами переходили на Русь, спасаясь от половцев, принимали крещение и оседали по берегам Роси. Было много и русских людей - расселялись они в сёлах и деревнях по берегам рек, ставили дома в городах. Шумели торговища, орали землю пахари, и у каждого подле был припрятан топор, лук со стрелами, а то и меч - как-никак близко Степь.

После того как два года назад Ростислав Рюрикович, молодо-зелено! - ходил самочинно на половцев, земля утишилась. Среди старых, потемневших изб виднелись новые, крепостные стены тоже гордились свежими валами.

Богат был дом трипольского тысяцкого боярина Рядилы. До недавнего времени высоко держал боярин голову, ездил по городу князь-князем. Он да посадник были первыми людьми, все перед ними шапки ломали. А ныне что - приехал новый князь, посадника своего поставил, а тот возьми и отдай булаву тысяцкого другому. Шибко осерчал тогда боярин Рядило, на домашних досаду вымещал, а когда поостыл, да когда прослышал, что ворочается в Триполь князь Роман, надумал, как быть. Только верные люди донесли, что прискакал князь со свитой, тотчас отправился Рядило в посадников терем, предстал пред светлые Князевы очи с богатыми дарами и пригласил гостей на почётен пир. Довольный поездкой, Роман дал согласие.

В просторных сенях были накрыты столы для дружины. Князь, ближние бояре его и сам хозяин пировали в гриднице. Вино и меды лились рекою, ломились от яств столы. Роман восседал на почётном месте во главе стола, милостиво озираясь вокруг. Охмелев от выпитого и княжеского благоволения, боярин Рядило кричал на весь стол здравицы, похвалялся своей верной службой, поминал походы на половцев, в коих рубил поганых десятками и сотнями. Клялся Роману в верности. Разошедшись, приглашал назавтра на соколиную охоту, хвалился привезённым с севера белым кречетом и обещал, буде князю то в радость, хоть сей же час подарить ловчую птицу.

Дорогой был подарок кречет, не одну золотую гривну отдал за него боярин. Не у каждого князя такой есть. И жалко, и надо - за эдакий дар не то что булаву тысяцкого воротить могут - посадничеством отдарят.

Слушая речи боярина, Роман теплел глазами. Белого кречета как не хотеть! Но тайные мысли его были далеки отсюда. Хоть и пил наравне со всеми, редко бывал Роман пьян и сейчас сидел за столом трезвее многих. Слушал вполуха горячие речи Рядилы и думал.

Всюду, где ни бывал, пировал Роман с боярами, посадниками и простым людом. В Торческе повелел выкатить на улицы города бочки с мёдом, одаривал церковь и нищую братию, скакал по весям, купал в Роси коня. Чувствовал - ляжет эта земля ему в душу. Триполь - город могучий, его половцы во времена Владимира Мономаха взять не смогли. Торческ девять недель держался - кабы не перегородили поганые реку, так бы и не сдался врагу. Канев к Переяславлю-Русскому дорогу запирает, Богуславль и Корсунь не города - крепости. Отсюда и половцам грозить можно, и силы немалые собрать, чтобы на Руси свои дела вершить.

О Руси и думал Роман. О Польше, где после смерти Казимира началось нестроение. О литве и ятвягах, что каждый год повадились тревожить северную Волынь, о княжеских междоусобицах, о Галиче… Поросье было силой, которую он давно желал обрести. И сладкие мечты заставляли его улыбаться, слушая льстивые речи боярина.

* * *

На другой день Роман ездил на охоту, стрелял уток, гусей и лебедей. Белый боярский кречет с лету бил птиц. Напускали его на цапель и журавлей, однажды подняли пестрокрылого стрепета. Всем был хорош Рядилин белый кречет. Он стрелой взмывал в небо, там замирал белым пятнышком, а после камнем кидался на выбранную добычу, и не было случая, чтобы он упустил птицу или только слегка зацепил, - бил всегда метко и сразу насмерть. Роман любовался им открыто, и приметивший это Рядило тут же, на привале в шатре, подарил ему птицу. И не прогадал - тут же, раздобрев от подарка, Роман воротил Рядиле булаву тысяцкого.