Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

Я спустился вниз и взял трубку. Это был кто-то из Шин Бет: «Нужно встретиться. Это очень важно. У нас для тебя хорошие новости».

Я отправился на встречу. Из-за моего отказа сотрудничать они оказались в затруднительной ситуации. Они убедились, что я полон решимости.

— Ладно, поезжай в Соединенные Штаты, но только на несколько месяцев и обещай вернуться.

— Я не знаю, почему вы продолжаете настаивать на том, чего не сможете получить, — сказал я спокойно, но твердо.

Наконец, они сдались.

— Ну, хорошо, мы позволим тебе уехать, но с двумя условиями. Во-первых, ты должен нанять адвоката и подать ходатайство в суд, чтобы получить разрешение выехать из страны по медицинским показаниям. В противном случае ты проиграешь. Во-вторых, ты должен вернуться.

Шин Бет никогда не разрешал членам ХАМАС пересекать границу за исключением случаев, когда они нуждались в медицинском лечении, которое было невозможно осуществить на палестинских территориях. У меня действительно была проблема с челюстью — я не мог плотно смыкать зубы, и операции по исправлению на Западном берегу не делали. Признаться, челюсть никогда особенно не беспокоила меня, но я решил, что она сможет послужить отличным предлогом для выезда, так что я нанял адвоката, чтобы он отправил медицинский отчет в суд с просьбой разрешить мне поездку в Соединенные Штаты для операции.

Конечная цель этих мероприятий — получить чистые документы в суде и показать всем, что я боролся с бюрократическими препонами в попытке покинуть Израиль. Если бы Шин Бет отпустил меня без волокиты, это было бы странно, и люди могли бы подумать, что я дал Шин Бет что-то взамен. Так что нам пришлось делать вид, что они ставят мне препятствия на каждом шагу.

Однако главным препятствием оказался выбранный мной адвокат. Он, похоже, считал, что у меня мало шансов, поэтому потребовал деньги вперед; я заплатил ему, а потом он сидел и бездельничал. Шин Бет не мог сделать мне документы, потому что не получил запроса от адвоката. Каждую неделю я звонил этому проходимцу и спрашивал, как продвигается мое дело. Единственное, что ему нужно было сделать, — это подать документы, но он продолжал юлить и лгать. «Возникла проблема, — отвечал он. — Были сложности». Снова и снова он говорил, что ему нужны деньги, снова и снова я платил.

Так продолжалось полгода. Наконец 1 января 2007 года мне позвонили. «Вы получили разрешение на выезд», — объявил адвокат так, будто он только что разрешил проблему голода во всем мире.

— Не мог бы ты напоследок встретиться с одним из лидеров ХАМАС в лагере беженцев Джалазон? — спросил Лоай. — Ты единственный человек, кто может это сделать…

— Я уезжаю из страны через пять часов.

— Ну что ж… — сказал он покорно. — Береги себя и будь на связи. Позвони, как пересечешь границу, чтобы мы знали, что все в порядке.

Я позвонил знакомым в Калифорнию и сказал им, что еду. Конечно, они понятия не имели, что я сын лидера ХАМАС и шпион Шин Бет. Они очень мне обрадовались. Я упаковал кое-какую одежду в маленький чемодан и спустился вниз, чтобы рассказать обо всем маме. Она была уже в постели.

Я присел рядом с ней на колени и признался, что уеду через несколько часов, пересеку границу с Иорданией и улечу в США. Но даже тогда я не мог объяснить, почему я это делаю.

Ее глаза сказали мне все: «Твой отец в тюрьме. Ты как отец для твоих братьев и сестер. Что ты будешь делать в Америке?» Я знал: ей не хотелось, чтобы я уезжал, но в то же время она хотела, чтобы я был в мире с самим собой. Она пожелала мне найти там счастье и покой после всех тех опасностей, которые подстерегали меня дома. Она и представить себе не могла, сколько было этих опасностей. «Дай поцеловать тебя на прощание, — сказала она. — Разбуди меня утром перед отъездом».

Она благословила меня, а я сказал, что уеду очень рано и не нужно меня провожать. Но она была моей матерью. Всю ночь мы просидели в гостиной, вместе с братьями, сестрами и моим другом Джамалем.

Я собрал свои вещи заранее, но оставил Библию — ту самую, со своими пометками, которую изучал годами, даже в тюрьме; я вдруг почувствовал, что должен передать ее Джамалю. «У меня нет для тебя более дорогого подарка, — сказал я ему. — Это моя Библия. Читай ее и следуй ей».

Я был уверен, что он выполнит мои пожелания и, возможно, прочтет ее, когда будет думать обо мне. Я проверил документы и деньги, вышел из дома и поехал к мосту короля Хусейна, который соединяет Израиль с Иорданией.

Проход через израильский КПП не вызвал осложнений. Я заплатил тридцать пять долларов налога и вошел в огромный иммиграционный терминал, с его металлоискателями, рентгеновскими аппаратами и печально известной комнатой номер тринадцать, где допрашивали подозреваемых. Но все эти устройства, а также полный личный досмотр предназначены для тех, кто въезжает в Израиль со стороны Иордании, а не для отъезжающих.

Терминал напоминал улей: люди в шортах и с сумками на поясе, ермолках и арабских головных уборах, чадрах и бейсболках сновали туда-сюда, одни несли баулы, другие толкали перед собой тележки с багажом.

Наконец я сел в один из больших автобусов — единственный общественный транспорт, разрешенный на этом мосту. — «Ну вот, — подумал я, — почти все закончилось».

Но все же я немного нервничал. Шин Бет не позволял таким людям, как я, запросто покидать страну. Это было неслыханно. Даже Лоай был поражен, когда я получил разрешение.

Доехав до Иорданской границы, я показал паспорт. Я беспокоился, потому что хотя американская виза была выдана на три года, срок паспорта истекал меньше чем через тридцать дней. «Пожалуйста, — молился я, — просто пусти меня в Иорданию на один день. Это все, что мне нужно».

Но все мои тревоги были напрасны. Никаких проблем не возникло. Я поймал такси в Амман и купил билет на рейс Air France. Несколько часов провел в отеле, затем отправился в международный аэропорт «Амман Королева Алиа» и сел в самолет до Калифорнии с пересадкой в Париже.

Сидя в самолете, я думал о том, что оставил позади — как хорошее, так и плохое: о моей семье и друзьях, а также о бесконечных реках крови, грязи и нищете.

Потребовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что я действительно свободен: свободен и могу быть самим собой, свободен от тайных встреч и израильских тюрем, свободен от необходимости всегда оглядываться через плечо.

Это было странно. И замечательно.

* * *

Шагая однажды по улице в Калифорнии, я вдруг увидел впереди знакомое лицо. Это было лицо Махера Одеха — идейного вдохновителя терроризма, стоящего за многими терактами смертников, парня, которого я видел в 2000 году, когда ко мне пришли вооруженные бандиты Арафата. Позже я узнал в них основателей «Бригады мучеников Аль-Аксы».

Сначала я не был до конца уверен, что это Одех. Люди выглядят иначе в разных обстоятельствах. Я надеялся, что ошибся. ХАМАС никогда не посмел бы проводить свои боевые операции в США. Для США было бы очень плохо, если бы это был он. А для меня и подавно.