Обезьяна приходит за своим черепом - Юрий Домбровский

"Пропал! - ужаснулся про себя Ланэ. - Уже читал! Значит, Курт действительно предал меня".

- Только правильная политика, умная политика, такая, которая нам нужна, поэтому, - Гарднер встал и очень дружелюбно, совсем как равному, протянул Ланэ руку, - и поэтому до свидания, господин Ланэ! Вот ваш пропуск! Идите и спите себе спокойно! Мой привет вашей супруге...

Ланэ откланялся и, пятясь, пошел к двери. Но тут Гарднер снова окликнул его:

- Когда вы побываете у жены Швейцера с поручением от ее мужа, то... Вы когда у нее будете?

- Завтра утром! - смиренно ответил Ланэ.

- Так вот, после этого позвоните мне, только из собственной квартиры, разумеется. Хорошо?

- Хорошо! - ответил Ланэ.

- Так спокойной ночи! - кивнул головой Гарднер и раскрыл какую-то папку.

Снова коридор, запах масляной краски, неоновые лампочки, первая лестница, вторая лестница, фивейские сфинксы - один с отколотым носом, обезглавленный Рамзес, поражающий врагов, паук с человеческим лицом, последняя дверь - и вот она, улица!

- Уф! - вздохнул с наслаждением Ланэ и потер переносицу. "Жив! Слава Богу, жив! Вот оно! Не так, как Ганка и Швейцер! Три Ка! Три Ка! Какие же это три Ка? Кюхе, киндер, а что третье? Клейдер или кирхе? А Гарднер совсем не страшный..."

Вдруг он вздрогнул.

"Сходите к госпоже Швейцер и после позвоните мне, но только из своей квартиры", - раздалось у него в ушах. - Зачем же ему звонить? Звонить после посещения?.. Значит..."

Он стоял, смотря в темноту. Ветерок налетел и погладил его по лицу. Он досадливо поморщился.

"Значит, я все-таки стал его агентом? - решил он вдруг с печальным, но спокойным убежде-нием. - Как же это так получилось? Этот Швейцер? Да и не Швейцер сначала, а Курт! Да и не Курт даже, а кто же? - Он вдруг усмехнулся и махнул рукой. - Ах, да что тут думать. Не все ли равно, кто! Важно, что я достукался!"

...Вот все это и вспомнил Ланэ, глядя на Курта. Теперь все это было позади, но как бы там ни было, видеть шпиона Гарднера было ему неприятно.

А Курт поднял с земли новый кол - четвертый, наверное, - и стал тесать его быстро и умело, сбрасывая на землю красивые белые стружки. И кол заблестел и становился все более похожим на клык.

- А вы Курцера не видели? - спросил Курт.

- Да ведь он, кажется, у себя в комнате. А что? - спросил Ланэ, смотря на Курта.

- Да так... Не хотелось бы мне ему на глаза попадаться.

Это неожиданное признание так озадачило Ланэ, что он даже стал на мгновение в тупик.

- Разве вы его... - начал он.

- Нет, - предупредительно пояснил Курт, - не знаю, то есть я знаю, но... да и нет, не знаю... Просто не хочу встречаться - и все.

И тогда, смотря на его сердитое и даже чуть расстроенное лицо, Ланэ вдруг мгновенно понял все.

Ну, конечно, так оно и есть, совсем не шпион Гарднера этот малый, и не служит он в гестапо, а просто несет тайную охрану Курцера. Ведь это так ясно. Во-первых, он прибыл одновременно или даже, может, немного раньше, чем немецкие войска вошли в город; во-вторых, когда не было Курцера в городе, не была на даче и Курта. Курцер появился в городе - Курт пришел на дачу. Все осмотрел, обнюхал и подготовил. В-третьих, теперь понятны слова Курта, что он не хочет показы-ваться на глаза Курцеру. Охраняемые почти всегда не терпят своих охранителей: они обязательно напоминают о тех, от кого надлежит их охранять, - сколько раз Ланэ читал об этом в мемуарах. В-четвертых, понятно и то, почему около Курцера нет никакой охраны. Она есть, но тайная: один или двое - Курт и камердинер - несут службу в самом доме профессора, остальные ограничива-ются внешней охраной. Оно и понятно. Кого можно опасаться в самом доме? Профессор, его жена, Ганс, служанка Марта - вот и все, кто есть внутри. А что сад хорошо охраняется снаружи, это он видел сам: прежде чем дойти до дома профессора, ему пришлось встретиться с тремя пикетами, и один был у самой калитки. Сидел человек в белом костюме и курил папиросу, а когда Курт подошел к калитке вместе с камердинером, он спросил: "А кто это?" И тот ему что-то быстро и тихо ответил. Теперь и еще одно понятно: отчего Курт ловит птиц - занятие, кажется, не совсем подходящее для садовника и очень подходящее для человека, обслуживающего (пусть даже тайно) Курцера: единственно только этим Курт способен заслужить благоволение своего хозяина, а если он еще научит этому и племянника... Да, хитрая бестия, чертовски хитрая и продувная бестия этот Курт!

Они стояли, смотря друг на друга.

- Вы только, пожалуйста, профессору не проговоритесь, - вдруг сказал Курт, словно прочитав мысли Ланэ, и это окончательно утвердило Ланэ в его догадке.

- Ну вот, - обиженно сказал Ланэ, - действительно, стану я... - И сейчас подумал: "Обязательно надо предупредить профессора: ведь он все-таки пришел с письмом от меня, ему доверяют, а я..."

- До свидания, Курт, - сказал он печально и пошел по дорожке.

Глава вторая

Ланэ так и не нашел Курцера. Тот был в городе.

Их было трое в его просторном кабинете - сам он, полковник Гарднер и еще одна персона, очень, очень видная. Несколько странным казалось только то, что это был маленький черноволо-сый человек, с длинным черепом, крупными, резкими чертами лица, столь острыми и прямыми, словно кто-то взял топор да и вырубил его из камня. У него было желтое лицо и большие, светя-щиеся глаза. Очень страшные глаза были у этого могучего и чахлого уродца, такие глубокие и ясные, что тот, кто глядел в них, чаще всего вспоминал даже и не зверя, а какую-нибудь крупную хищную птицу или гада, например, бывают такие пристальные и синие глаза у сетчатого питона, которого можно видеть в любом порядочном зоопарке.

Курцер ходил и говорил.

Гарднер стоял, прислонясь к переплету большого венецианского окна, и слушал. Время от времени он вскидывал руку и молча, медленно, плавно проводил по волосам - постоянный жест его, когда он к чему-нибудь прислушивался или ждал и думал.

Сейчас он радовался. Курцер сердится и, видимо, говорит невпопад, а по тому, как вниматель-но и даже почтительно слушает его этот уродик, по тому, как он неподвижно сидит, поддакивает ему и сочувственно улыбается, по всему этому Гарднер уже ясно видел - Курцер запоролся, потерял меру возможного и допустимого и, кажется, ломает себе шею. Эти уродцы куда как злопамятны!

А Курцер говорил зло, вежливо и спокойно.

- Поверьте, я отнюдь не заинтересован в уничтожении этого старого маньяка. Если ваше министерство находит, что он должен существовать, ну что же, - Курцер пожимает плечами и делает жест рукой, - я только очень рад. Да, да, я очень рад. Вот и все, что могу сказать. Ведь, как-никак, вопрос-то идет о моей семье, этого забывать все-таки не нужно.

- А кто вам сказал, что мы забываем? - ласково улыбнулся уродик и поглядел смеющимися глазами, на Курцера сначала, на Гарднера потом.