Да будем мы прощены - Э. М. Хомс
Шрифт:
Интервал:
– Рожа говенная, – говорю я своему отражению и думаю, что мог и в самом деле не землю закинуть себе в глаза, а дерьмо какое-нибудь: от Тесси, от енота или оленя, но воняет оно противно, как старый сыр, настолько редкий, что его держат отдельно и достают лишь по большим праздникам.
Открыв один глаз, я рассматриваю себя в зеркале, читаю себе нотацию и вспоминаю тот раз, когда смотрел в зеркало и буквально растаял в нем. Когда инсульт был.
– Нечего таращиться, – говорю я себе. – У тебя такой тупой вид, будто ты вообще не понимаешь, о чем я тебе говорю, будто для тебя все это ах какой сюрприз. Как это может быть? То, что тебе это впервые говорят вслух, не значит, что для тебя оно ново. Я с тобой неделями разговариваю, да что там – годами, всю твою дурацкую жизнь, а ты придурком как был, так и остался.
– Почему ты себе позволяешь такие выражения?
– Да потому что иначе ты не слышишь, тебе надо, чтобы все открытым текстом говорили до мелочей. Ты во всем облажался, жена твоего брата убита, сам он в дурдоме, а ты хочешь, чтобы я тебя хорошо чувствовал? Да посмотри на себя: ты же катастрофа ходячая! Ты еще опаснее, чем твой брат. И тот факт, что он там, а ты на свободе, – тому доказательство.
Голова моя врезается в стенку. Будто это вот происходит – и все, будто кто-то это за меня делает. Стук. Стук.
– Ну почему Джейн позвонила мне, когда хотела узнать, где лампочки? Почему я поступил, как моя вторая половина, функциональная половина моего брата?
– Ты ее считаешь виноватой?
– Нет, – отвечаю я.
И голова моя больше не стучит об стену, и не в раковине она – в унитазе, и что-то давит на затылок. Я сперва думаю, будто это чья-то рука, но потом соображаю, что голова застряла под ободом сиденья.
– Блевать будешь? Тебя от тебя тошнит?
Я не отвечаю.
Унитаз спускает воду, захлестывает меня, топит. Я сам себя пытаю утоплением.
Откашливаясь, отплевываясь, вытаскиваю голову. Меня рвет. Я на полу ванной, мокрый, прокисший. Молчу.
– Обижаешься?
Не отвечаю.
– Не хочешь со мной разговаривать? Мне перестать?
– Говори что хочешь, выложи как есть, давай. Явно ты это давно в себе носишь.
– Ладно. Как ты мог столько лет писать книгу про Никсона? Это скука, это скучнее скуки, и это жалкое занятие. Да плевать мне было бы, если бы ты провалился, ты ведь даже ничего не сделал, что меня бы расшевелило по-настоящему.
– Так плоха моя книга?
– Да дерьмо она. И ты дерьмо. Личность у тебя некротическая, умирающая. И ты отравляешь все вокруг. Посмотри на меня, стану я тебе врать? Я же как призрак, который пытается изнутри до тебя достучаться и вбить в тебя малость смысла.
– Что тебе от меня нужно? – спрашиваю я, боясь, что все это ведет к какому-то неминуемому концу.
– Жизнь твоя мне нужна.
И больше сказать уже нечего.
Звонит телефон.
– Да, – отвечаю я.
– Это ты?
– Да.
– А это я, – говорит она.
– Клер?
– Кто такая Клер?
Голос у нее вдруг строгий, будто оскорбленный. Словно я должен был ее узнать. Я ухожу еще глубже в собственную тьму:
– Джейн?
– И сколько всего? – спрашивает она.
– Чего сколько?
– Девушек, – говорит она. – Женщин. Давалок.
– Кто это? – спрашиваю я испуганно.
– А ты зачти весь список до конца. Попадешь на меня – я тебе крикну «бинго»!
– Вы не туда попали.
– Еще как туда. Я дважды номер проверила, потом только набрала.
– Вам, наверное, нужен мой брат.
– А у него на левом соске есть родинка в виде сердца?
Долгое молчание.
– Кто это?
– Блин, – вздыхает она. – Не помнишь, значит. А я тебя ленчем кормила и потом еще кое-что. – Она останавливается. – Слушай, я же не хотела тебя заставать врасплох. Можем откатить назад и попробовать снова? Нажать на кнопку перезапуска?
– Конечно, – говорю я, все еще не зная кому.
Линия отключается. Я кладу трубку. Телефон тут же звонит опять.
– Привет, Черил говорит. Гарри дома?
– Это я.
– Как ты там?
– Отлично, а ты?
– Прости, что никогда тебе не звонила. В смысле, до сих пор. То есть, ну, после нашего момента и до этих пор.
– А, – отвечаю я, не в силах понять, о чем речь, – это нормально.
– Хочу с тобой быть честной насчет всей этой затеи с Интернетом.
– Понимаю.
Мозаика начинает складываться.
– Я думала, что нормально поступаю, все уже хорошо, так что перестала принимать лекарства, пошла работать к подруге в кейтеринговую компанию, потом в бизнесе наступило затишье, образовалось лишнее время. Я и стала бродить по сети и назначать «свидания» вроде такого, как с тобой. Вышла из-под контроля – и грохнулась. Жесткая посадка. В больницу загремела – ненадолго.
Мы молчим. Я снимаю рубашку и отпускаю на пол. Раздетый, мокрый, воняющий блевотиной, сажусь за кухонный стол.
– На самом деле, – продолжает она, – это еще не вся правда. Я то, что мне было выписано, перестала принимать и начала самолечение. И совсем контроль утратила: наша встреча была одной из многих. Я рисковала собой и своими родными. Мой сын, если помнишь, пришел домой как раз в середине… В общем, нехорошо вышло.
У меня вдруг все проясняется.
– Ну конечно! – говорю я воодушевленно.
– А ты, – говорит она, несколько встревоженная моим взрывом энтузиазма и потому меняющая тему, – ты что скажешь?
– Раз уж мы полностью раскрываемся, – говорю я, – то я тоже лежал в больнице. С инсультом.
– Отлично, – говорит она.
– В смысле?
– Я рада, что с нами обоими что-то случилось. Какое-то событие, которое нас с тобой остановило.
– Думаю, дело было в виагре. Слишком много ее принимал.
– Просто поразительно, – говорит она, – как легко сойти с рельсов. Как ты сейчас?
– Нормально, вполне. А ты?
Я оглядываю комнату, и перед глазами все как в тумане. Я как минимум наполовину ослеп и не знаю, временно это или постоянно.
– Я о тебе думала, – говорит она. – Много думала. Но надо было подождать, прежде чем тебе звонить. Прийти в форму.
Я что-то согласно мычу.
– Прости, что я деталей не помню, но кем ты интересовался: Ричардом Никсоном или Ларри Флинтом?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!