Время библиомантов. Противостояние - Кай Майер

– Я слышала о зависимых, которые жили год-два.

– Два года! – Он поднял руки, и она уже собиралась отскочить назад, но потом поняла, что он даже и не пытается отнять у неё книгу. Вместо этого он бережно взял её лицо в свои ладони. – Если бы речь шла о факсимильном издании или дешёвой копии, тогда, конечно, ладно. Но это чистейший, подлинный Абсолон! Оригинал. Я видел пышущих здоровьем мужиков, которые за четыре недели докатывались до точки. За шесть – самое большее.

Она постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.

– Этого мне должно хватить.

Она не успела чем-нибудь заслониться – да и хотела ли вообще? – Дункан уже прижал свои губы к её губам. Ненадолго, но достаточно, чтобы ей стало ясно, как глубоко она вляпалась. Так глубоко, чтобы увлечь за собой и его. С момента их прыжка со скалы они, собственно, всё ещё пребывали в состоянии свободного падения.

Отвернувшись, она убрала его руки. Неспешно, даже почти нежно, но чётко давая понять, что здесь такому не место.

– Я отправляюсь в ночные убежища, Дункан. И я обязательно отыщу Федру.

– Тогда я останусь при тебе и буду тебя охранять.

– Что, у меня на лбу написано: «Нуждается в охране»?

– Для контроля доз тебе необходим человек. Иначе книга Абсолона вынудит тебя в следующий или ещё через раз дочитать её до конца. Ты не выберешься из этого, пока не проглотишь последнюю страницу, и тогда всё начнётся сначала. Одновременно с этим померкнут и Федра, и ночные убежища.

– Твоя жалость мне ни к чему. Мне от тебя вообще ничего не нужно. И уж, во всяком случае, того, чтобы ты рисковал из-за меня жизнью.

Но он ещё не закончил:

– Ты почувствуешь свою силу. И превосходство. Некоторое время в тебе будет бурлить энергия больше, чем когда бы то ни было, но всё своё время и все силы ты будешь отдавать тому, чтобы читать Абсолона, пока не выучишь его наизусть. И это, – он указал на книгу, – тебе тоже не поможет. Сначала либроманы читают Абсолона лишь несколько часов, но тебя захватит такая жадность, что ты будешь проглатывать его по пять-шесть раз за сутки. Ни сна, ни еды, ни других интересов. Ты забудешь, кто ты и какие ставила себе цели, всё будет позади ещё до того, как ты осознаешь, что с тобой творится.

Она отшатнулась от него, удивлённо глядя в глаза. За мусорными баками прошмыгнула кошка, что-то мелькнуло по проулку, на первый взгляд похожее на стайку оригами – их крылья в полёте прошелестели, словно бумага.

– Что ты предлагаешь? – спросила она. Книга Абсолона у неё в левой руке здорово нагрелась, источая многообещающее тепло.

– Ты хочешь попытаться убить Федру?

– Я хочу с ней побеседовать. А дальше – посмотрим.

– Она тебя не станет слушать.

– Это мы ещё поглядим.

Тень глубокой печали легла на его лицо, и Изида поняла, что он испытывал к ней гораздо больше, чем просто жалость. Какая-то её часть разделяла его чувства, другая – уговаривала от него избавиться, забраться в какой-нибудь угол с Абсолоновой книгой, прямо здесь, за контейнерами с мусором.

– Нам необходим проводник, – сказал Дункан. – Тот, кто знает ночные убежища лучше остальных.

Она отрицательно покачала головой:

– Только обузы нам ещё не хватало!

– Без проводника мы далеко не уйдём. Тебе достаточно известно о ночных убежищах, чтобы это понимать. Хотя ты и экслибра Зибенштерна, но Страна Забвения тебя поглотит ещё до того, как ты увидишь Федру хотя бы издали.

Она думала о Зибенштерне, которого отправила туда в ссылку, и спрашивала себя, что с ним сталось. Но ей пришлось приложить немало усилий, чтобы на этом сосредоточиться, так как на передний план опять выдвинулась мысль о книге. Со всеми её чудесными, сводящими с ума словами.

Дункан тем временем продолжал:

– Я знаю единственного человека, который на это способен. Он стоял за новым изданием «Атласа горизонтов». По крайней мере до тех пор, пока Академия не поместила его в нерукопожатный список.

Изида вспомнила, что Арбогаст тоже говорил о ком-то, кто их должен вести.

– Это Виктор Дамаскан, – назвал имя Дункан. – Человек, сделавший план Санктуария и поплатившийся за это. Академия не простила ему, что он открыл дорогу в Санктуарий. По всей вероятности, Виктор узнал о нём лишь благодаря чистой случайности, но тогда это решительно никого не интересовало.

– Но ходили слухи, что его казнили.

– Первого картографа всех убежищ? Человека, который знает ночные убежища, как свои пять пальцев? – Дункан на секунду опустил взгляд, прежде чем снова его поднять. – А знаешь ли ты, что Аттик лично его выследил?

Она покачала головой.

– Он позаботился о том, чтобы за дело взялись агенты, а не гвардия или полиция. Я был одним из тех, кто препроводил Дамаскана в застенок. – Вспоминая, как всё было, он сделал короткую паузу. – А вскоре после того я ушёл со службы.

– Я не думала, что по этой причине.

– Были и другие. Но эта история сыграла решающую роль. Моё терпение лопнуло. Одно враньё и притворство. Теперь я, может, и преступник, но это честнее, чем возня трёх семейств.

– И ты думаешь, Дамаскан может нам помочь? Если он спустя столько лет вообще ещё жив.

– Они наверняка с него пылинки сдували. Виктор Дамаскан для них – ключ к ночным убежищам. Сегодня он важнее, чем когда бы то ни было.

– Но почему ты так уверен, что мы к нему подберёмся?

Дункан снова приблизился к ней и мягко провёл кончиком пальца от горла вниз, к началу шва.

– У нас есть оружие, которого нет у них. – У неё пробежала дрожь от его прикосновения. – У нас есть ты.

Рашель Химмель покорно терпела укоры своего отца, рисуя в воображении его кончину. Давным-давно пора бы приступить к осуществлению их плана. Они с Фейтом ждали уже достаточно долго.

Барон стоял у окна чайного салона и смотрел на долину, не удостоив своих старших детей ни единым взглядом и распалившись больше обычного по поводу своей тяжкой доли в этом мире.

Уже десять минут Рашель сверлила взглядом его спину, уставившись на старомодный сюртук, скроенный в Милане, и на седины, ставшие белыми как снег. Рашель с Фейтом молча сидели за накрытым столом, пропуская мимо ушей разглагольствования отца. У обоих на коленях лежало по открытой сердечной книге: у Рашели – «Нортенгерское аббатство» Джейн Остин, у Фейта – пожелтевший томик о геральдике.

Тем временем их бабушка спокойно ела кусок сладкого пирога. Даже если она и чувствует нависшую в воздухе опасность, не в её привычках выдавать это хотя бы одним взглядом. Очень вероятно, что вместе со зрением ослабевала и её бдительность. Фейт был в этом убеждён и заверил Рашель, что бабка им не страшна. Едва только они покончат с отцом, ничего не будет проще, как убрать заодно и баронессу. «И её мальчика на побегушках в придачу», – уточнил Фейт.