Медальон льва и солнца - Екатерина Лесина

Воду Семен нашел – вся верхняя полка холодильника была занята литровыми бутылками. У бутылок имелись синие пластиковые крышечки, которые поворачивались с трудом, и неброские этикетки.

– Спасибо. – Валентина Степановна взяла кружку осторожно, за ручку, и еще придержала второй рукой дно. – Значит, Людочка… Людочка-Людочка… она однажды появилась у нас дома, возникла на пороге и заявила, что она – дочь Берты, и если по справедливости, то имеет право на половину квартиры. Как отец взбеленился! Мать-то к этому времени умерла уже… от рака, тут я не соврала. Я вам вообще почти не врала, цените.

– Ценим, – ответил Венька.

– Так вот, отец потребовал, чтоб Людочка убиралась, та пригрозила судом…

– И чем все закончилось?

– А ничем. Она ушла. Исчезла на несколько лет, а потом появилась снова… знаете, это было очень эффектное появление. Отец уже умер, я с ребенком на руках, перебиваюсь с работы на работу, все, что угодно, знала б, как на панель пойти – пошла бы, от безысходности, от бедности, от того, что денег нет ни на что… а она в шубке, беленькой, до полу, в костюмчике стильном, на пальцах колечки, на шее цепочка… торт принесла и Танюшке апельсины. От этих апельсинов потом сыпь пошла, до сих пор их не ест… Людочка тогда мне помогла. Сначала деньгами, потом замужество устроила… сказка для престарелой Золушки… мой Леша был хорошим мужем, я его даже любила. Честно.

– Тогда почему позволили убить?

– Я? – Рещина встрепенулась, выпустив кружку из рук, и вода расплескалась, растеклась по халату и брюкам. – Я не позволяла… я и убить Лешеньку? Людочка… Людочка могла бы, но зачем?

– Ну, во-первых, выйдя замуж, вы оказались вне власти вашей родственницы, а во-вторых, деньги. Ваш супруг был богатым человеком, а после его смерти деньги отошли к вам и вашей племяннице.

– Наверное, – Рещина полой халата принялась тереть мокрое пятно на брюках. – Людочка Лешу убила?.. Людочка… намекала. А я не поняла. Не поняла я!

– Что дальше было?

– Дальше… Людочка сказала, что Лешины деньги нужно вложить, купила пансионат этот, меня директором поставила. Какой из меня директор? Нет, со временем я разобралась, конечно, но поначалу… а она с ходу, любую проблему… и я привыкла. Нет, вру, еще раньше привыкла, еще до свадьбы с Лешей. У меня отец строгий был очень, мама его всегда слушалась, и я тоже. А потом отца не стало, и пришлось самой, поэтому когда Людочка, то… легче как-то, думать не надо. Она говорит, я выполняю, и все хорошо. Еще она с Танечкой помогала очень, той ведь доучиться надо было, а ее в спецшколу направляли. Она же не отсталая, она просто… просто глупенькая, и все. А Людочка сходила к директору, и все решилось. Вот.

– Когда вы узнали, для чего используют пансионат? Или всегда знали?

– Всегда? Нет-нет, что вы, я бы никогда… я ведь действительно думала, что у нас дом отдыха. А что? Здесь уютно очень, и места красивые, волшебные… а потом разговор услышала. Про заказы, выполнение, про то, что нужно подождать, что все обязательно получится, главное, не торопиться, долгая болезнь – это залог безопасности. Я тогда не поняла, о чем речь.

– И спросили племянницу?

– Да. Спросила. А она рассказала, охотно, в подробностях, она… ей нравилось, что теперь я знаю. И что ничего не могу сделать, потому что стоит открыть рот и сама же… за соучастие… и никто не поверил бы, что я ни при чем, что я не знала. Я ведь директор, совладелица… а если меня посадят, что с Танечкой будет?

– И поэтому вы решили избавиться от компаньонки?

– Нет, не поэтому. Мы… мы некоторое время работали. Вместе работали. Да, и не смотрите так, Людочка убедила… точнее, убеждать ей не пришлось, все и так стало предельно ясно, либо я с ней, либо…

– В тюрьме.

– Или в могиле, – жестко ответила Рещина, к ней почти вернулось былое спокойствие: легкая бледность, яркий румянец, и пальцы уже не дрожат, и взгляд насмешливый, даже слегка презрительный. – Как выяснилось, от меня требовалось лишь оставаться на своем месте, директорствовать. А остальное делала Людочка… но вам, наверное, надоело, вас же конкретика интересует. Что там? Мотив, правильно? Так вот, все просто – деньги. Да, именно деньги, и ничего кроме. Я расскажу, все расскажу, но не здесь, здесь тяжело. – Валентина Степановна расстегнула пуговицу на воротничке. На лице ее, стремительно побелевшем, темным рисованным пятном выделялись губы. Она попробовала подняться, но пошатнулась, оперлась рукой на стол и неловко, некрасиво стала заваливаться на бок.

– Твою ж… – Венька вскочил с места, опрокинув стул и пустой стакан. – Она что, траванулась? Ну… Семен, да сделай же что-нибудь! «Скорую» там или врача, должен же быть тут врач! И с полу подыми… Господи ты боже, что тут…

Она была легкая, и живая еще, и дышала, пусть слабо, но все же, и пульс наличествовал, ускользающий, опасно неровный.

– В больницу надо. Тут это, с сердцем, кажется.

Как ни странно, Семен не ошибся. В больнице Рещиной диагностировали инфаркт, что весьма расстроило Веньку, поскольку продолжить допрос в ближайшее время стало невозможно. Впрочем, расстраивался он недолго, направив энергию в другое русло.

– Это он тебя бросил? – Людочка поджала губы. – Ты, наверное, была… была недостойна его.

Недостойна?

– Ты же говорила, что он режиссер? Знаменитый? Народный артист?

– Говорила, – присаживаюсь рядом. Людочкины мысли мне не нравятся, как и выражение лица, упрямое и даже упертое, такое, с которым она заявляла, что не будет учить уроки. И вообще в школу не пойдет. И просто отказывается делать что-либо, потому что не хочет.

– Он был красивым. Он был знаменитым. А ты?

А я? Какой была я? Глупой очень, наивной и доверчивой. Сара Марковна полагает, что таковой и осталась.

– Как ты могла, мама? Как ты могла лишить меня его любви? Ты… ты просто… – Людочка всхлипнула, бросила взгляд в зеркало и, мазнув ладонью по глазам, снова всхлипнула. – Я бы… я бы сейчас в Москве училась!

– Люда, послушай…

– Я тебя всю жизнь слушаю! И тетку Нинку, и других тоже! А я… я всегда знала, что я – особенная, что я на самом деле особенная, не такая, как они! Они права не имеют указывать мне, что делать! И вообще… вообще я уеду отсюда!

– Куда? – Разговор складывался совсем не так, как представлялось мне, Сара Марковна ошиблась, Людочка не собиралась ни плакать, ни кричать, она собиралась бросить меня. Ради Костика. Господи, да я даже не знаю, жив ли он, а если жив, то вспомнит ли об актрисе одной роли и проблемах, которые та принесла.

Проблему зовут Людочкой, и ей четырнадцать. Я не должна допустить этой поездки.

Но она все же состоялась, наперекор моим словам, наперекор моим желаньям. Людочка просто взяла и уехала, оставив на столе записку..