Пора по бабам - Маргарита Южина

– А почему только чай? У нас уже давно стол накрыт, вас дожидается, – широко взмахнул руками сын и повел гостей в комнату.

Чего только не было на этом большом столе. Видно было, что хозяева очень старались порадовать гостей – напекли, наварили, нажарили. Правда, ни один из пришедших на угощения даже не взглянул – возле стола, в миленьком голубеньком платьице стояла Лиля!

– Ой!! Доченька! – охнула Ирина и повалилась на руки дочери.

Ее тут же подхватил Даня, но Ирина принципиально его оттолкнула, воскликнула еще раз:

– Ой! Доченька! – и вторично плюхнулась в дочерние объятия.

– Лилечка! Девочка наша, как же ты нас переполошила! Ну что ж такое, в самом деле?!

– Лиля! Лиля! Я вот знал, я вот знал, что так все закончится, я вот знал!

– А дайте-ка я ее по заднице! Пустите же меня! Ну дайте же мне ее отшлепать! Исключительно в педагогических целях!

– А давайте ужинать! Лиля, здравствуй. Катерина Михайловна, не махайте руками, повяжите лучше мне салфетку!

Когда первые восторги стихли и все уселись за стол, Лиля, счастливо улыбаясь, заговорила:

– А я давно здесь. Это Аня сказала, чтобы мы ничего не афишировали.

– Как это давно? – не поверила мать.

– Нет, сначала я, правда, убежала, решила, что сама найду, кто меня так… ну, кто подставляет меня все время. Хотелось все самой разузнать, чтобы Даня поверил, чтобы у него из-за меня неприятностей не было. Даже любовь к однокласснику сочинила – думала, он обозлится и искать не будет. А потом… потом я вспомнила, как Аня говорила, что самодеятельность в таких делах может привести к очень плачевным результатам и… короче, я позвонила Ане, мы встретились и… я стала жить дома.

Катерина Михайловна, поедая отбивную, поняла наконец, что близкие, оберегая ее покой, лишили их с Петром Антоновичем такого приключения, и теперь была крайне недовольна:

– И правильно тебе Аня говорила! Самодеятельность в преступном мире, она… Вон, посмотри на Клавдию, вся башка наперекосяк, а все почему? Потому что…

– Аня! Господи! А я все думаю: что мне так мешает! – вскочила Клавдия. – Давай уже, убирай эту декорацию! У меня уже все мозги вспотели!

Аня фыркнула и принялась разматывать повязку на голове матери. Сын разматывал перевязанную руку.

– Клавочка! Только не надо при мне! – закрыла глаза ладонями Катерина Михайловна и повалилась на Петра Антоновича.

Тот отстранялся до последнего, но потом вынужден был отвлечься от голубца и поддержать томную супругу.

– Мамаша, да там ничего страшного, только завивка вот не сохранилась, – тряхнула Клавдия совершенно здоровой головой.

Вместе с бинтами на пол грохнулась небольшая каска, больше похожая на походную алюминиевую миску.

– Так вот отчего у тебя голова малиновым звоном бренчала, – догадалась Ирина.

– Да, это я сама придумала такой тазик привязать, – похвасталась Клавдия. – Если бы ты знал, Даня, как неудобно драться с повязкой. Зато душить – одно удовольствие! Вот так надавил…

– Клавдия! – взвизгнул Акакий Игоревич и демонстративно швырнул вилку. – Что это за спектакль? Я требую!!

Чего он требует, Акакий объяснить не удосужился.

– Да все очень просто, – уселась освобожденная Клавдия. – Я тогда, помните, домой шла? А в подъезде ко мне тень какая-то вышла, я еще говорила, что фигура знакомая.

– Это не тень, это я вышла, – объяснила Аня. – Нет, ну я смотрю – преступник уже на серьезные вылазки отважился, а маменька наша так и прет на него буром! Тогда у нас и решили – ну пусть уж помогает Клавдия Сидоровна, ее легче под контролем держать, и сами, может быть, на кого-то выйдем. Мы уже знали, что это Гусева, чувствовали, что она где-то рядом совсем с нашей семьей кружится, только не могли предположить, что она в этого Макса перевоплощается! Ну и… подстроили так, будто маму надо срочно в больницу уложить.

Акакий не удержался от похвалы:

– И Жорка какой молодец – не отказал, оперативно сработал! – И, понизив голос, доверительно пробормотал парню на ухо: – Жор, ты завтра ко мне приходи… нет, я завтра к тебе подойду, мы с тобой… Нет, надо ж выпить за то, что ты по первому зову, ничего не ведая…

– Не, ну почему не ведая-то? – не согласился Жора. – Мне Аня позвонила, потом мы все, это, встретились, обсудили!

– То есть… – повело у Акакия лицо в сторону. – Ты хочешь сказать… Ты, значит, знал?!

– Да знал он, конечно, знал. Мне б одной и не справиться, вы бы меня вмиг вычислили, – усмехнулась Клавдия.

Такого оскорбления Акакий не мог вынести.

– А я, значит, от дела был отстранен, так? – все выше поднимал он гордую голову.

– Нет, ну почему же, – вздернула брови супруга. – У тебя тоже были какие-то свои наработки, ты по ним и таскался все время. Надо думать, за Оленькой следил?

Акакий уже не знал, что и думать. Да, он следил за Оленькой! И даже искренне был уверен, что девчонка пособница врагов. Только непонятно – зачем Аня ее сюда позвала? Не догадывается, что ли? Так он сейчас быстренько внесет ясность. А то сделали, понимаешь, из Клавдии героиню, а он вроде домашнего животного! Нет уж, господа любезные, его расследование тоже дало свои результаты!

Акакий Игоревич налил себе стопочку водки, побренчал вилкой по графину и, убедившись, что все слушают теперь только его, мудро усмехнулся:

– Не понимаю, зачем было укладывать Клавдию в больницу, она там все равно никого не нашла, а вот я…

– Как это не нашла?! – заговорили все разом.

– Нет, ну конечно, мы думали, что эта Гусева ночью наведается… – оправдывалась Аня.

– Да как бы она наведалась, если ко мне Каку принесло? Чуть нам всю операцию не испортил! Еле его домой выпроводили!

– А она бы и наведалась! – старалась всех перекричать Ирина. – Только Гусева… Макс… в общем, он только вчера днем заявился! Он зашел, а я к нему с порога: «Клавочка наша в больнице. На первом этаже, окошки с вензелями…»

– Вот сволочь, все выложила!

– … А он меня спрашивает: а чего, мол, с ней стряслось-то? А я ему – улика у нее обнаружилась! И преступника она вычислила! Тогда он мне и говорит: «А дочь твою она не вычислила?» А я говорю: «Вычислила, только она пока говорить не может». А он мне: «У нас – мол – любая собака говорить начнет». Клавочка, это он про тебя, насчет собаки-то!

– Нет, ну что за люди! Ничего сказать нельзя, – разорялся Петр Антонович. – Ну ничего!

– А вот и неправда! Я, может быть, своим языком всю операцию спасла!

– Да у вас, у баб, у всех языки – веничком!

– Ну и что! – долбила кулаком по столу Клавдия. – Зато на это расчет и делался! А то когда б мы его потом поймали!