Митридат против Римских легионов. Это наша война - Михаил Елисеев

* * *

Ну а что же Помпей Великий, чем занимался он после разгрома армии Митридата? Оставив корпус под командованием легата Афрания для поддержания порядка в Армении, он, решив довести войну до логического завершения, отправился преследовать Евпатора. Едва римляне появились в предгорьях Кавказа, как для них сразу же начались неприятности — сначала их атаковали племена албанов, а когда легионы отразили их натиск на берегах реки Кирн (Куры), то в бой вступили иберы, которые, по свидетельству Плутарха, были гораздо воинственнее и горели желанием показать свою преданность Митридату. Боевые действия развернулись на берегах реки Фасис, куда подошел флот под командованием Сервилия, но до Помпея уже дошло, что «преследование Митридата, который скрылся в области племен, живущих на Боспоре и вокруг Мэотиды, представляло большие затруднения» (Плутарх). К тому же албаны снова атаковали римлян, и Помпей был вынужден повернуть назад, не желая увязать в мелких стычках и сражениях, которые местные племена, привыкшие к условиям горной войны, ему постоянно навязывали. Завоеватель отступил в Малую Армению, где стал занимать крепости Митридата и прибирать к рукам те его сокровища, которые Евпатор не успел вывезти. Однако, кроме драгоценностей и сказочных богатств, он, по свидетельству Плутарха, нашел там много других очень интересных вещей. «В Новой крепости Помпей нашел тайные записи Митридата и прочел их не без удовольствия, так как в них содержалось много сведений, объясняющих характер этого царя. Это были воспоминания, из которых явствовало, что царь среди многих других отравил и собственного сына Ариарата, а также Алкея из Сард за то, что тот победил его на конских ристаниях. Кроме того, там находились толкования сновидений, которые видел сам царь и некоторые из его жен; затем непристойная переписка между ним и Монимой ». А потом произошла одна очень интересная встреча.

* * *

Много лет назад, когда Митридат впервые бросил вызов Риму и города Малой Азии восторженно встречали Нового Диониса, а его армии освобождали Элладу, он и познакомился со Стратоникой, дочерью бедного арфиста. Это были золотые дни, а красавица — девица незнатного происхождения, умудрилась тогда отодвинуть на второй план царицу Мониму и завоевать сердце царя. От Митридата у нее был сын Ксифар, а из всех многочисленных царских женщин, именно она имела влияние на Евпатора. Судя по всему, и он ей доверял, поскольку поручил в управление одну из крепостей, где находилась его главная сокровищница, и, как оказалось, зря. Когда к крепости подошел Помпей, она не только открыла ему ворота, но и поднесла много подарков, всячески демонстрируя свою покорность, что тщеславному римлянину пришлось очень по душе. Однако, перед тем как впустить Великого в крепость, она выдвинула ему условие, если ее сын попадется к нему в руки, то он сохранит ему жизнь, на что полководец ответил согласием. Помпей остался так доволен оказанным ему приемом и количеством без боя захваченных сокровищ, что разрешил Стратонике владеть всем ее имуществом, которое подарил ей Митридат. Казалось, все устроилось очень хорошо, но Стратоника, когда все это затеяла, упустила из виду одну простую вещь, не факт, что Помпей когда-либо сможет поймать ее сына и вообще с ним встретиться, зато в данный момент ее горячо любимый отпрыск находится рядом со своим грозным отцом. И думать надо было об этом, а не о том, что может теоретически произойти, потому что в том, что случилось в дальнейшем, ей, кроме самой себя, винить будет некого.

Аппиан указал, что план повторного завоевания Боспора окончательно созрел у Евпатора в Диоскуриаде: «Там Митридат задумал не малое дело, и не такое, на которое мог бы решиться человек, находящийся в бегстве: он задумал обойти кругом весь Понт и скифов припонтийских и, перейдя Меотийское болото, напасть на Боспор и, отобрав страну, где властвовал сын его, Махар, оказавшийся по отношению к нему неблагодарным, вновь оказаться перед римлянами и воевать с ними уже из Европы». Таким образом, мы видим, что поход в Северное Причерноморье Митридат рассматривал как одну из составляющих его грандиозного плана борьбы против Рима, только как она будет проходить дальше, царь пока не решил. А пока, дав отдохнуть своим войскам и пополнив их местными контингентами, Митридат выступил в поход против мятежного сына, планируя прибыть в Пантикапей как можно скорее, он не знал, будет Махару помощь от римлян или нет. Понтийские колонны двинулись вдоль побережья, ломая сопротивление тех племен, которые рисковали встать у них на пути и оказать сопротивление. Ахейцев, которые попытались атаковать царские войска, ветераны Митридата обратили в бегство, со скифами частично удалось договориться, а частично усмирить понтийским оружием. Гениохи приняли Евпатора дружески, слава царя-воина давно гремела вокруг Понта Эвксинского и на Кавказе, «даже будучи беглецом и в несчастии, он вызывал к себе почтение и страх» (Аппиан).

Прибыв в регион Меотиды (Азовского моря), Митридат встретил там самый дружеский прием, местные вожди одарили великого воителя подарками, а тот, в свою очередь, не менее щедро отдарился, благо было чем. А затем последовала череда празднеств и пиров, царь заключал с правителями этих земель союзы, а за наиболее значимых вождей отдавал своих дочерей, которым необычайно льстило то внимание, которое оказал им величайший из царей своего времени. И вот здесь у Евпатора и возникла мысль о том, как он будет дальше воевать с Римом — мысль грандиозная и поражающая воображение. Подняв все варварские племена Причерноморья, через Фракию и Македонию вторгнуться в Пеонию, а затем, перевалив через Альпы, напасть на Италию. Очевидно, что Митридат пришел к выводу, что победить сыновей волчицы можно только в их логове — восстание Спартака, которое несколько лет бушевало на просторах Апеннинского полуострова, давало обильную пищу для размышлений, да и пример Ганнибала, много лет продержавшегося в Италии, вселял определенные надежды. Но самое главное, что Евпатор не был первым, кто придумал подобный план, — здесь пальму первенства надо отдать Филиппу V Македонскому, который в свое время задумал подобное мероприятие. Филипп тоже хотел поднять племена северных варваров и натравить их на Рим — для этого им был заключен союз с могущественным племенем бастарнов, а царская дочь стала женой одного из вождей. По замыслу царя Македонии, полчища варваров должны были пройти огнем и мечом по союзной Риму Иллирии, а затем, перейдя через Альпы, обрушиться на Италию с севера. Однако между планом Митридата и планом Филиппа была существенная разница — если Евпатор собирался сам встать во главе разноплеменных полчищ и вести их на Рим, то македонский владыка, пользуясь тем, что в Италии будет полыхать война с северными народами, хотел за это время изгнать римлян с Балкан. К сожалению, планам Филиппа сбыться было не суждено потому, что как только вся созданная им громада пришла в движение, он неожиданно для всех умер. Но прецедент был создан, и Митридат о нем наверняка знал, когда планировал свой поход.

* * *

Между тем, как только мятежный сын Евпатора Махар узнал о том, где находится с войском Митридат и что он вот-вот может появиться в Тавриде, как им овладела паника. Очевидно, царевич не был храбрым человеком, он мог ударить в спину, напакостить исподтишка, но сойтись с отцом в открытом бою было выше его сил. Да и воины понтийского гарнизона Пантикапея вряд ли стали бы сражаться против своего законного царя, стоило Митридату явиться перед ними, как войска сразу же перешли бы на его сторону. Заметавшись, Махар стал совершать непонятные поступки. Распорядился сжечь флот, который стоял в Пантикапее, а затем, вместо того чтобы бежать к римлянам, удрал в Херсонес. И если поступок с кораблями можно как-то объяснить, к примеру, тем, чтобы они не достались Митридату и тот не организовал за ним погоню, то бегство в Херсонес логике не поддается. А Митридат, судя по всему, взял корабли у меотов и ахейцев, погрузил на них свои войска и отплыл в Пантикапей — город сдался без боя и открыл ворота. Укрепившись на Акрополе, Евпатор тут же распорядился послать суда в погоню за Махаром, зря царевич старался, царь все равно привел за собой солидный флот. Зная отношение Митридата к предательству и не желая попасть к нему в руки, поскольку справедливо опасался, что граждане Херсонеса его выдадут, бывший наместник Боспора покончил с собой. И здесь вновь проявилась принципиальность царя — всех приближенных Махара, которых он назначил к нему советниками, Евпатор велел казнить, а тех, которые считались личными друзьями царевича и верно ему служили, распорядился отпустить на все четыре стороны.