Кроме шуток - Сара Нович

на принятые в Милане резолюции, стала первой организацией по защите прав людей с ограниченными возможностями, которой руководили и продолжают руководить глухие.

Боясь, что АЖЯ перестанет существовать, они использовали новейшую технологию записи на кинопленку для его документирования, и это стало одним из первых материалов такого рода.

Последствия Миланской конференции

1. Глухих учителей увольняют, потому что они не могут преподавать устно.

В США евгеника утратила популярность после того, как ее стали ассоциировать с нацизмом. В ходе последующих конференций, посвященных образованию глухих, были принесены извинения за ущерб, нанесенный миланскими резолюциями. С тех пор наука доказала, что АЖЯ является полноценным языком и что его использование не препятствует изучению речи. Тем не менее евгеника бросает свою тень на медицину и образование и сегодня. Ассоциация Александра Грэма Белла продолжает выступать за устный метод обучения глухих детей.

Спросите себя:

1. Каким был бы мир, если бы АЖЯ вымер?

2. Какое еще влияние на жизнь глухих оказали принятые резолюции? Вместе с партнером дополните схему “Последствия Миланской конференции”.

3. Где еще в современном обществе можно увидеть наследие евгеники?

4. Глухота стигматизируется еще больше.

3. Меньше успешных глухих специалистов.

2. Глухие ученики лишены языка, и некому их научить.

Всю первую неделю в Ривер-Вэлли Фебруари разгребала завалы на работе и каждый вечер возвращалась домой в полном изнеможении – в тот момент, когда что‐то происходило, оно казалось очень важным, но к концу дня она ничего не могла вспомнить, только то, что ей было трудно, что она боялась и понятия не имела, как помочь ученикам. В ту пятницу, когда они с Филом входили в здание окружного управления образования, она знала, что ей придется рассказать все Мэл и наконец признать, что их ждет неопределенное будущее.

Суолл поднялся на трибуну, чтобы призвать собрание к порядку, и ей стало невыносимо смотреть на него. Она перевела взгляд на Генри Бэйарда, который сидел рядом с Суоллом и переводил для Фила. Генри был хорошим переводчиком, и ему приходилось работать в самых трудных и непредсказуемых обстоятельствах – когда учителя вызывали родителей на неприятный разговор или когда ученикам становилось плохо и их увозили на машине скорой помощи. Она никогда не видела, чтобы он изменился в лице, даже если садился в “скорую” на середине фразы. Но теперь, когда Суолл начал оглашать обширный список программ, от которых надо будет отказаться “в свете новых финансовых ограничений”, она заметила, как глаза Генри слегка сузились. В основном сокращения были небольшими и касались школьных программ, с которыми Фебруари не была знакома, хотя и не сомневалась, что нуждающиеся в них ученики пострадают, лишившись их. Но когда Суолл объявил о закрытии учреждения для детей с особыми образовательными потребностями Ривер-Вэлли, она увидела: плечо Генри быстро дернулось, как только он услышал, что школа его сына скоро прекратит свое существование.

После этого Суолл завел какую‐то фальшиво бодренькую речь о том, что они, педагоги, должны воспринимать перемены как новые возможности, что это победа интеграции и инклюзивности. Он призвал директоров начать “сбор данных” о том, что им может понадобиться, чтобы оказать ученикам Ривер-Вэлли поддержку в их новых школах, но попросил их сохранять эту информацию в тайне до собрания всего педсостава в феврале. Он оставил мало времени на диалог с коллегами, явно с целью сократить количество вопросов, на которые ему пришлось бы отвечать вслух.

Пишите на электронную почту, – сказал он сквозь гул возмущенных голосов. Хотя основная тяжесть потери легла на плечи Фебруари и Фила, по остальным школам в округе тоже был нанесен довольно серьезный удар, и все собравшиеся были разозлены и напуганы. Фебруари попыталась пробиться к Генри, но он ускользнул прежде, чем она успела до него добраться.

Ты о-к? – спросила она Фила, когда они возвращались к своим машинам.

Фил кивнул, но ничего не сказал.

Я бы правда хотела об этом не распространяться до окончания каникул. Нет смысла портить всем Рождество, так ведь?

Еще один кивок.

Ладно, осторожней за рулем.

Фебруари стояла, облокотившись на капот, и провожала взглядом машину Фила, пока он не выехал со стоянки. Потом она села на водительское сиденье и достала телефон. Она твердо намеревалась позвонить Мэл, сообщить ей, что уже едет домой, и, может быть, предложить купить что‐нибудь на ужин, но поймала себя на том, что бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида, а потом набирает Ванде. Ванда ответила после второго гудка, как будто ждала ее звонка.

Как дела? – растерявшись, спросила Фебруари.

Обычно глухим людям требовалось несколько минут, чтобы заметить вспышку телефона и ответить; Фебруари ожидала, что у нее будет больше времени, чтобы собраться с духом.

Хорошо, – сказала Ванда, указывая на стопку бумаг на столе рядом с собой. – Проверяю лабораторные работы. Ты в машине?

Да, только что вышла с совещания в управлении.

Ах да. Как все прошло?

Ну…

К горлу Фебруари подступил комок, и она была рада, что ей не придется бороться с ним и говорить вслух. Но ее глаза начали наполняться слезами, и она смущенно вытерла их.

Ох, я же говорила тебе, что надо взять еще неделю. Это все слишком.

Нет, – сказала она, качая головой. – Не в этом дело.

А в чем? Что не так?

Ванда побледнела. Фебруари старалась не думать о том, что от этого ее веснушки стали еще заметнее.

Ривер-Вэлли? – спросила она.

Фебруари кивнула.

Ничего хорошего.

Нас закрывают, да?

Она снова кивнула. Теперь она уже плакала в полную силу и выудила из подстаканника старую салфетку, чтобы высморкаться.

Да. Со следующего учебного года.

Хреново.

Она ждала вспышки ярости, но Ванда просто уронила руки на колени.

Ты выглядишь… спокойной.

Нет, я просто не удивлена.

Но мы ведь набираем много учеников! И результаты тестов улучшились по сравнению с тем, что было два года назад…

Ты же знаешь, что дело не в этом.

Обычно Фебруари восхищалась тем, как хорошо Ванда умеет оценивать ситуацию, но сейчас эта проницательность раздражала. Потеря Ривер-Вэлли застала ее врасплох, и она злилась, что для Ванды это почему‐то не так. С другой стороны, Фебруари никогда бы не смогла