Гиблое место - Сергей Шхиян

— Где люди? — спросил я.

— Тута все, — ответил он, не поднимая глаз.

— Где «тута»?

— Ну, мне-то почем знать.

— В доме кто-нибудь есть? — попробовал я зайти с другого конца.

— Бабы, — кратко ответил привратник.

— Что за бабы, и почему они не выходят?

— Заперты.

— Как это, заперты? — удивился я.

— Мне-то почем знать, — опять повторил он. Похоже, что говорить с этим олухом не имело смысла. Я соскочил с коня и поднялся на крыльцо. Однако оказалось, что привратник говорил чистую правду. Мощные дубовые двери, ведущие в покои, были заперты снаружи на железный засов. Изнутри покоев слышался негромкий вой. Я прислушался, но не понял, что это может быть. Тогда я отодвинул затвор и потянул за кованое кольцо, служившее ручкой. Тяжелые двери нехотя подались. Женский крик ударил по ушам, и мимо меня пронеслась группа представительниц прекрасного пола и устремилась к похоронным дрогам.

Я подался в сторону, чтобы меня не сбили с ног, и, не без удивления, наблюдал, как женщины начали рвать на себе волосы и скорбеть по усопшему барину. Такая неподдельная, я бы даже сказал, страстная скорбь меня удивила. У меня уже сложилось впечатление, что Меченый не пользовался здесь особой популярностью.

Однако, прислушавшись, к причитаниям, я начал сомневаться в искренности плакальщиц. Их стенания быстро стали отдавать духом эпических богатырских сказаний: тот же язык, те же поэтические приемы, те же идеи и представления. Унесла, мол, их милого дружка, «ясного сокола» «злодийская смертушка», «злодийка лиходеица-душегубица». А душа Меченого улетела в виде «малой птиченьки». Ну и, конечно, о лиходее-опричнике, убийце подлом не забыли — наслали проклятья на мою грешную голову.

Пока женщины оплакивали дорогого покойника, из дальних служб подтянулся простой народищко. Я выбрал в толпе мужика посмышленее и спросил его, есть ли здесь кто-нибудь из «местного руководства». Оказалось, что это мужик и есть командир среднего звена, что-то вроде сельского старосты.

— Нужно сколотить гробы и подготовить похороны, — распорядился я.

— Это мы разом, — небрежным тоном пообещал он. — Для боярина незабвенного всегда рады расстараться.

В словах мужика явно чувствовалась двусмысленность, но я не стал обижаться за дорогого покойника.

— Когда боярина будут обмывать и переодевать, позови меня, — велел я.

— Это можно, — легко согласился староста.

Женщины между тем продолжали причитать и постепенно завели остальных зрителей. Мужики начали отирать кулаками скупые мужские слезы, а бабы лениво заголосили. Я не стал ждать окончания скорбных криков и пошел посмотреть, что представляет собой жилище моего недолгого, таинственного знакомца.

Увы, внутри покои на первом этаже оказались совсем неинтересными. Меченый, видимо, не успел привести интерьер в надлежащий вид. Комнаты были полупустыми, обстановка самая примитивная. Планировка же была такой же бестолковой, как и все строение. Побродив по пустым комнатам, я поднялся на второй этаж. Здесь, судя по всему, были «апартаменты» хозяина.

Я заглянул в комнаты и обнаружил в одной из них собранную из клепок по принципу бочки ванну. Мало того, над ней висел бочонок с дырочками в днище! Не иначе, как Меченый пренебрег нормальной русской баней и пользовался ванной и душем!

Интерес к покойному у меня все возрастал, и я продолжил обследование странного жилища. Однако ничего любопытного больше не нашел.

— Никак, боярин, чего ищешь? — спросил меня из-за спины знакомый голос.

— Хоромы осматриваю, — ответил я старосте. — Здесь боярин жил?

— Здесь, — ответил мужик. — А вон там — спал, — добавил он с нажимом на последнем слове и указал на дверь, мимо которой я уже прошел, не заглянув в комнату.

— Покажи, — попросил я.

— Не могу, туда не велено входить.

— Мне все можно, — веско сказал я и вернулся к пропущенной светелке.

Староста, не возражая, двинулся вслед за мной, едва не дыша в спину. Его самого мучило любопытство. Дверь оказалась запертой. Никаких замков не ней не было.

— Может быть, кто-нибудь закрылся изнутри? — спросил я.

— Вроде некому, все во дворе… — почесал затылок староста. — Не иначе, как колдовство.

— Это точно, — подтвердил я и начал искать секретный запор.

Все, конечно, оказалось элементарно просто. Меченый применил дедовский способ запирать сараи. Внизу двери, в массиве, была просверлена дырка, в которую он вставил металлический штырь, точно входящий в отверстие в полу. Поднимать же его нужно было за веревку, конец которой находился на самом верху двери.

Мои «аналитические» способности произвели большое впечатление на старосту. От волнения, наблюдая за моими действиями, он почти не дышал. Разобравшись в запоре, я потянул за шнур и легко отворил дверь. Перед нами предстала большая комната с огромной кроватью и полом, сплошь устеленным коврами.

— Ни фига себе, вот это сексодром! — невольно воскликнул я.

Староста слов не понял, но смысл уловил.

— Лепота! — восхищенно сказал он, осматривая помещение. — Царские чертоги!

Я вошел внутрь. На «царские чертоги» спальня, конечно, не тянула, а вот на комнату эротомана-извращенца смахивала значительно больше. Меченый явно был неординарным бабником. Кровать была не меньше, чем два на три метра, и явно рассчитана на групповой секс.

Кроме того, все стены были завешены кандалами, плетками, веригами, черными рясами вперемежку с яркими тряпками и предметами непонятного назначения. К красном углу, вместо икон, помещалось чучело козлиной головы с выкрашенной в красный цвет бородой, а под ним — перевернутое вверх ногами деревянное распятие.

Повеяло чем-то давно знакомым. Было похоже, что я опять оказался в нужном месте в нужное время…

— А что это за женщины были заперты в доме? — спросил я.

— Эти-то, — пренебрежительно махнул рукой староста, — так, бояриновы соски.

— К-кто? — ошалело переспросил я.

— Девки бояриновы.

— Нет, ты их как-то по-другому назвал.

— Кого?

— Да женщин этих!

— Никак не называл, — удивился староста.

— Сосками ты их называл?

— Называл.

— А что такое соски?

— Бог его знает. Как боярин говорил, так и мы за ним следом.

— Ты велел боярина в дом перенести и раздеть?

— Велел.

— Перенесли его?

— Почем мне знать, может, перенесли, а может и нет.

— Иди, проверь и доложишь! И смотри у меня, начнешь баловать, не пощажу!