Патриций - Джон Голсуорси

Клуб на улице Сент-Джеймс, членом которого состоял лорд Деннис, был тихой заводью, до которой не докатывались волны моды. Милтоун нашел дядю в библиотеке, он читал путевые записки Бартона и прихлебывал чай.

- Сюда никто не заходит, - сказал он, - так что, несмотря на эту надпись на двери, мы можем поговорить. Пожалуйста, еще чаю, - обратился он к лакею.

Нетерпеливо, но не без сострадания Милтоун смотрел, как изысканно изящно каждое движение лорда Денниса - с трогательной стариковской рачительностью он пытался всему, что делал, придать особое значение, хотя бы в собственных глазах. Что бы ни сказал дядя, уже один его вид - самое убедительное предостережение! Неужели стать всего лишь наблюдателем, как этот старик, и смотреть, как жизнь проходит мимо, и допустить, чтобы твой меч ржавел в ножнах! Надо было объяснить причину своего прихода, и все существо Милтоуна возмущалось против этого, но он дал слово; и вот, черпая силы в своем затаенном гневе, он начал:

- Я обещал матушке спросить вашего совета, дядя Деннис. Полагаю, вы знаете о моей привязанности?

Лорд Деннис наклонил голову.

- Так вот, я связал свою жизнь с жизнью этой леди. Скандала не будет, но я считаю своим долгом выйти из парламента и отказаться от всякой общественной деятельности. Как по-вашему, прав я или нет?

Лорд Деннис долго молча смотрел на племянника. Его темные от загара щеки чуть порозовели. Казалось, он мысленно перенесся в прошлое.

- Думаю, что не прав, - сказал он наконец.

- Могу я узнать, почему?

- Я не имею удовольствия знать эту леди, поэтому мне затруднительно судить, но, сдается мне, твое решение несправедливо по отношению к ней.

- Не понимаю.

- Ты задал мне прямой вопрос и, очевидно, ждешь прямого ответа?

Милтоун кивнул.

- Тогда, дорогой мой, не пеняй, если мои слова не придутся тебе по вкусу.

- Не буду.

- Хорошо. Ты говоришь, что хочешь отказаться от общественной деятельности, чтобы тебя не мучили угрызения совести. Я не стал бы возражать, если бы на этом все и кончилось.

Он умолк и добрую минуту молчал, видимо, подыскивая слова, чтобы выразить какой-то сложный ход мысли.

- Но этим не кончится, Юстас. Общественный деятель в тебе перевешивает другую сторону твоей натуры. Власть тебе нужнее любви. Твоя жертва убьет твое чувство. То, что кажется тебе твоей утратой и болью, обернется в конце концов утратой и болью для этой леди.

Милтоун улыбнулся.

- Ты со мной не согласен, - сухо, даже почти зло продолжал лорд Деннис, - но я вижу, что подспудно эта перемена уже совершается. В тебе есть что-то иезуитское, Юстас. Если ты чего-нибудь не хочешь видеть, ты я не взглянешь в ту сторону.

- Значит, вы советуете мне пойти на компромисс?

- Напротив, я объясняю тебе, что компромиссом будет попытка сохранить и чистую совесть и любовь. Ты погонишься за двумя зайцами.

- Вот это интересно.

- И не поймаешь ни одного, - резко докончил лорд Деннис.

Милтоун поднялся.

- Иными словами вы, как и все прочие, советуете мне покинуть женщину, которая любит меня и которую я люблю. А ведь говорят, дядя, что вы сами...

Но лорд Деннис тоже встал, и ничто в нем сейчас не напоминало о преклонных летах.

- Сейчас речь не обо мне, - оборвал он. - Я не советую тебе никого покидать, ты меня не понял. Я тебе советую познать самого себя. И высказываю свое мнение о тебе: природа создала тебя государственным деятелем, а не любовником! В твоей душе что-то зачерствело, Юстас, а может быть, это произошло со всем нашим сословием. Мы слишком долго соблюдали условности и ритуалы. Мы разучились смотреть на мир глазами сердца.

- К несчастью, я не могу совершить низость, чтобы подтвердить вашу теорию.

Лорд Деннис зашагал по комнате. Губы его были плотно сжаты.

- Человек, дающий советы, всегда кажется глупцом, - сказал он наконец. - Однако ты меня не понял. Я не настолько бесцеремонен, чтобы пытаться влезть к тебе в душу. Я просто сказал тебе, что, на мой взгляд, куда честнее по отношению к самому себе и справедливее по отношению к этой леди вступить в сделку с совестью и сохранить и любовь и общественную деятельность, нежели притворяться, будто ты способен пожертвовать тем, что в тебе всего сильнее, ради того, что в твоей натуре отнюдь не главное. Ты, верно, помнишь изречение - кажется, Демокрита: нрав человека - его рок. Советую об этом не забывать.

Долгую минуту Милтоун стоял молча, потом сказал:

- Простите, что обеспокоил вас, дядя Деннис. Я не умею сидеть меж двух стульев. До свиданья!

Он круто повернулся и вышел.

В холле кто-то поднялся с дивана и шагнул ему навстречу. Это был Куртье.

- Наконец-то я вас поймал, - сказал он. - Давайте пообедаем вместе. Завтра вечером я уезжаю из Англии, а мне надо с вами поговорить.

"Неужели знает?" - промелькнуло в голове Милтоуна. Но он все-таки согласился, и они вместе вышли на улицу.

- Нелегко найти тихое местечко, - сказал Куртье, - но это, кажется, подойдет.

То был ресторанчик при маленькой гостинице, славившийся своими бифштексами, который посещали завсегдатаи скачек; сейчас он был почти пуст. Они уселись друг против друга, и Милтоун подумал: "Конечно же, знает. Но неужели надо вытерпеть еще один такой разговор?" И он чуть не с бешенством ждал нападения.

- Итак, вы решили выйти из парламента? - сказал Куртье.

Несколько мгновений Милтоун молча мерил его взглядом.

- Какой звонарь раззвонил вам об этом? - спросил он наконец.

Но в лице Куртье было столько дружелюбия, что гнев его сразу остыл.

- Я, пожалуй, единственный ее друг, - серьезно продолжал Куртье, - и это для меня последняя возможность... не говорю уже о моем, поверьте, самом искреннем расположении к вам.

- Что ж, я слушаю, - пробормотал Милтоун.

- Простите за прямоту. Но вы когда-нибудь задумывались о том, каково было ее положение до встречи с вами?

Кровь бросилась в лицо Милтоуну, но он только сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони, и промолчал.

- Да, да, - сказал Куртье. - А меня бесит эта точка зрения... Вы и сами ее придерживались. Либо женщину обязывают похоронить себя заживо, либо обрекают на духовный адюльтер - иначе это не назовешь. Третьего не дано, не спорьте. У вас было право восстать против этой системы не только на словах, но на деле. Вы и восстали, я знаю; но теперешнее ваше решение - шаг назад. Это все равно, что признать себя неправым.