Кто будет президентом, или Достойный преемник - Фридрих Незнанский

— Я-то Устин, а вот вы что за ком с горы? — пробасил он.

— Я старый знакомый вашего друга Максима Воронова. Помните такого?

— Воронова? Не знаю такого.

Вероятно, изготовителем мебели Устин был неплохим, но актером — отвратительным. Турецкому сразу стало ясно, что Воронова он знает.

— Я хочу поговорить с вами, — сказал Александр Борисович. — Вы не против?

— Смотря о чем будем беседовать. Может, расскажете мне о вашем приятеле… как, вы сказали, его зовут?

— Максим Воронов. Не зовут, а звали. Он умер. Вернее — его убили.

— У… убили? — Устин раскрыл рот. Затем судорожно сглотнул слюну и сказал: — Вы что-то путаете. Он умер. Сам. Ну то есть не сам, а от сердца. У него был приступ, даже в газете об этом писали. В разделе «Происшествия». Я сам читал!

— Вы всегда верите тому, что пишут в газетах?

— Я?… — Устин снова сглотнул слюну. — Нет. Но… — Внезапно он подозрительно прищурился. — Вы что, какой-нибудь следователь?

— С чего вы взяли?

— Вы меня подловили. Раскрутили меня на признание.

— Вы сами себя раскрутили, — сказал Турецкий. — Но бояться вам нечего. Я не следователь, я лицо частное. Все, что вы мне расскажете, останется между нами.

— Вот как, — неопределенно проговорил Устин. — Ну, если ты лицо частное, тогда какого черта я вообще буду тебе что-то рассказывать?

— Ответ прост. До того, как я стал частным лицом, я был старшим следователем Генеральной прокуратуры. С работы я ушел, но связи, понятное дело, сохранил. Вы все поняли или мне продолжить?

Устин посмотрел на Турецкого исподлобья — посмотрел мрачно и недружелюбно.

— Выходит, вы мне угрожаете, правильно я понял? — пробасил он.

— А разве можно понять иначе? — холодно осведомился Александр Борисович.

Несколько секунд Устин молча смотрел на Турецкого, затем хмыкнул и двинулся к выходу. Он прошел мимо Александра Борисовича и на ходу небрежно проронил:

— Пошли на лавочку. Покурим. Здесь нельзя.

Турецкий двинулся вслед за ним. Лавочка, о которой говорил Устин, располагалась метрах в двадцати от мастерской. Устин уселся на крашеные доски и достал из кармана комбинезона пачку сигарет. Протянул ее Турецкому:

— Куришь?

— Да, спасибо.

Турецкий вынул сигарету и вставил в рот. Дал Устину прикурить от своей зажигалки, затем прикурил сам. Затянувшись, Устин поднял голову и, щурясь, посмотрел на солнце.

— Славная сегодня погода, — сказал он.

— Да, неплохая, — согласился Александр Борисович.

Устин отвернулся от солнца, вздохнул и как-то скомканно проговорил:

— Даже не знаю… не знаю, о чем тебе… жалко парня, вот что.

— Вы о Воронове? — спросил Александр Борисович, покосившись на Устина.

— О нем, — сказал тот, все еще морща лоб и собираясь с мыслями. — Я, ты понимаешь, с детства с ним знаком. Был знаком. В школе были приятелями, да и после. Когда я мастерскую соорудил, хотел его к себе перетянуть, партнером сделать. Но он, ясное дело, ни в какую. Не для него это занятие.

— Отчего же так?

Устин удивленно посмотрел на Александра Борисовича.

— Так ты его точно знал? — недоверчиво спросил он.

— Знал, — ответил Турецкий. — Не так хорошо, как ты, но знал.

— Тогда чего спрашиваешь? Максим — он вон какой был. Вячеслав Тихонов в молодости! Только еще красивей. Такие парни у станка не стоят и с шуруповертом не возятся. У таких парней иное предназначение.

— Какое? — поинтересовался Турецкий.

— По бабьему делу — вот какое, — сказал Устин. — У каждого свой талант. У меня шкафы делать, у тебя вон — бандитов ловить. Ну, а у него — бабам нравиться. Ведь талант — он от Бога, так?

— Так, — согласился Александр Борисович.

— Ну, вот, — кивнул Устин. — А у него красота была от Бога. Как талант. Каждому свое, так уж устроен мир, — заключил мебельщик.

Турецкий посмотрел на часы и сказал без тени усмешки:

— Все это очень интересно. Но у меня нет времени на разговоры об устройстве мироздания. Максим Воронов погиб. И его смерть связана с образом жизни, который он вел.

— С бабами-то? — прищурившись, уточнил Устин.

— Возможно, — ответил Александр Борисович. — Но я хочу поговорить о другой стороне его жизни.

— Не о бабах? — снова уточнил Устин.

На этот раз Турецкий не удержался от улыбки. Он качнул головой и сказал:

— Нет, не о бабах. О более серьезных вещах. Ты хорошо знал Воронова и вероятно, знал, чем он зарабатывал себе на жизнь?

— Так ведь ты сам не…

— О бабах мы сейчас не говорим, — прервал Устина Александр Борисович, слегка уже раздражаясь. — Воронов играл и в другие игры. Причем в очень серьезные и рискованные, в те игры, за которые убивают.

Говоря это, Турецкий внимательно разглядывал Голубева и снова не прогадал. Устин слегка побледнел и особенно сильно затянулся своей куцей, истлевшей до самого фильтра сигареткой. Устин закашлялся, швырнул окурок на землю и сплюнул.

— Дерьмо, — коротко сказал он.

— Дерьмо это то, чем вы занимались с Вороновым, — сухо сказал Александр Борисович. — Воронов был шантажист, за это его и прибили. Ты работал с ним в паре. Возможно, тебе тоже недолго осталось коптить воздух. У тебя должен родиться мальчик? Так вот, мальчику этому расти без отца. Если, конечно, Оксане через годик-другой не подвернется приличный и честный человек. Не такой, как ты.

Устин тяжело задышал. Он смотрел на Турецкого с нескрываемой ненавистью.

— Полегче, — угрюмо проговорил Устин.

— Полегче только с бабой в постели бывает, — в тон ему ответил Александр Борисович. — И то, если баба покладистая попадется. У меня мало времени, Устин. Я намерен найти убийцу Воронова и спасти твою никчемную жизнь. Ради твоей жены и будущего сына. Лично на тебя мне плевать. Но они не заслуживают такого дерьма.

— Я могу сам о них позаботиться, — угрюмо сказал Устин.

— Теперь уже нет, — возразил Турецкий. — Воронова убил не какой-нибудь шпаненок, его убил профессионал, который не оставил следствию ни одной улики. Ну, или почти ни одной, — вынужден был оговориться Александр Борисович, вспомнив о табачных крошках. — И либо ты расскажешь мне о том, чем вы занимались с Вороновым, либо я отправлю тебя в камеру. Чтобы спасти тебя, дурака, от смерти. Лучше ты почалишься на нарах пару-тройку лет, чем оставишь жену вдовой и ребенка сиротой.

— Да чего ты ко мне пристал?! — вспылил вдруг Устин. — Не занимался я ничем таким! Один раз Макс мне предложил… велел пойти и сфотографировать какого-то мужика, так я и этого сделать не смог. Только фотоаппарат достал, как за мной телохранители погнались. Еле ноги унес. После этого я Максу прямо сказал: уволь, говорю, больше я этим не занимаюсь. На тебе твой фотоаппарат и что хочешь со мной делай. Вот и все. А то нары, нары… Зачем человека зазря пугать?