Невидимая смерть - Евгений Федоровский

– Если бы так…

В тот же день к вечеру Павла навестил профессор Ростовский. В генеральских погонах Павел увидел его впервые и изумился сходству с Брусиловым, фотография которого висела над письменном столом профессора. Георгий Иосифович чувствовал себя смущенно. Как оказалось, дело затевалось нешуточное. Его вызывали к следователю, требовали дать отрицательную характеристику, грозили привлечь «за ротозейство». Профессор возмутился, связался с Воробьевым. Тут надо отдать должное Михаилу Петровичу. Обычно осторожный в сношениях с капризным начальством, генерал, нарушив субординацию, обратился прямо к Сталину.

– Почему столько разговоров вокруг какого-то тральщика?! – вспылил Верховный.

– Это действительно прекрасная техника в борьбе с минами противника, – тоже горячась, проговорил Воробьев.

Минуту-другую Сталин молчал, раздумывая, как поступить.

– Ну, хорошо, – наконец произнес он. – Покажите ваш хваленый трал.

Через несколько дней танк с тралом привезли во двор Кремля. Сталин вышел в сопровождении Молотова, Ворошилова, Берии и других членов Государственного Комитета Обороны. Несмотря на солнечный июньский день, настроение у Верховного было пасмурное. Обильный летний свет еще сильней подчеркивал землистый цвет его лица, сизые круги под глазами, нездоровую рыхлость щек. Он подошел к тралу, который на непривычном месте рядом с недавно посаженными елками выглядел более массивно, спросил с явным неудовольствием:

– Сколько весит?

– Пять тонн, – ответил Воробьев.

– Стадо поросят, гонимое впереди себя немецкими танками, неплохо справлялось с разминированием при вторжении немцев во Францию. Не пойму, зачем такой вес тралу? Или у нас металл некуда девать?

– Такой вес необходим для более уверенного траления мин разных систем, товарищ Сталин, – проговорил Воробьев твердо и попытался вручить папку, в которой были собраны отзывы фронтовиков о тралах.

– Что это? – брезгливо отстранил папку Сталин.

– Танкисты в один голос просят дать им больше тралов. Они сберегли бы жизнь многим саперам, кому со смертельным риском вручную приходится обезвреживать минные поля. Кроме того, работа саперов сразу выдает противнику намеченные участки прорыва. Тральщик же обеспечивает внезапность…

– Хватит, – оборвал Верховный.

– Товарищ Сталин, – сделал порывистый шаг вперед Воробьев. – Арестован изобретатель тралов, хотя его вины в потери тральщика на Кубани нет.

Верховный обернулся к Берии, сказал едва слышно:

– Разберись, в чем там дело?…

… Рассказав об этом, Ростовский горестно покачал головой:

– Поздно я узнал о вашем аресте. Считал, вы на заводе…

– Оставим это. Меня занимает вопрос, кто, так сказать, посодействовал?

– С уверенностью утверждать не могу, но, по-моему, Шоршнев тут руку приложил и кто-то из бронетанкового управления…

– Ну что я им плохого сделал?!

– У нас вылупился целый слой воинствующих демагогов, – раздумчиво проговорил Ростовский. – Они правы во всем. Сомнения противопоказаны. Все непохожие на них – явные или тайные враги строя, который якобы только они защищают.

– Раньше почиталась офицерская честь. Дуэли наконец.

– Какие дуэли! – воскликнул Георгий Иосифович. – Они скользкие, как налимы. Извратили элементарные понятия чести, порядочности. Но их поддерживают. Они надежны! А интеллигенция, тем более творческая, больше склонна вроде бы к ереси.

– Видно, я понадобился генералу Воробьеву? Вы не в курсе?

– Вас ждет Федоренко.

– Значит, командующий бронетанковых войск наконец-то просветлел?

– Чего не знаю, того не знаю…

Через неделю с Павла сняли повязки, остались кровоподтеки, но и то рассасывающиеся, переходящие в желтизну. Он мог ходить, восстановился аппетит. По радио передали о прорыве Голубой линии и освобождении Таманского полуострова. Вместе с другими частями отличились войска генерал-лейтенанта Гречко.

Вынужденно отключенный от работы, Павел начал писать инструкцию по боевому применению тралов. Кое-какой опыт уже был. Первая главка посвящалась подготовке экипажей, вторая – организации разведки минных полей, поиску участков прорыва, третья – вопросам взаимодействия тральщиков с линейными танками, саперными подразделениями. Написанную в простой, доступной рядовому танкисту форме инструкцию надо было разослать в войска. Утвердить ее должен был Федоренко. Так что Павел решил прийти к командующему не с пустыми руками. Он попросил Нину переписать рукопись на машинке.

Уже перед самой выпиской в палату вошел радостный генерал Ростовский, объявил с порога:

– А ведь ваш злополучный трал нашли! Немцы разобрали, упаковали в ящики, привезли на причал, собрались, вероятно, отправить морем до Констанцы, а оттуда в Германию, но тут в порт ворвались наши и забрали трал обратно.

Яков Николаевич Федоренко занимал посты немалые. В Гражданскую войну комиссар и командир бронепоезда, затем полка бронепоездов мог бы считаться отцом броневой техники, как Чуковский в авиации. Мог бы, но не стал. В мирные дни учился в артиллерийской школе комсостава и Академии имени Фрунзе, быстро продвигался по службе, отличаясь дотошной исполнительностью и здравой осторожностью, что придавало известный вес в глазах вышестоящего начальства. С 1940 года он занимал пост начальника автобронетанкового управления, одновременно заместителя наркома Обороны и представителя Ставки ВГК.

Узнав о том, что Верховный трал видел и якобы остался доволен, Федоренко приказал вызвать настырного конструктора, который уже давно не давал покоя бронетанковым службам. Однако Клевцов по независящим от него обстоятельствам быстро прибыть не смог. Время шло. Стали назревать тревожные события. Ожидалось гитлеровское наступление в районах Белгорода, Орла и Курска. Главную ставку немцы возлагали на танковые дивизии СС и мощные машины нового поколения – «тигры», «пантеры», «фердинанды». Из агентурных источников наше командование знало, что когда германские танкисты столкнулись с тридцатьчетверками в массовом количестве, Гейнц Гудериан потребовал создать комиссию из работников Управления сухопутных сил, Министерства вооружений, танкостроительных заводов и конструкторских бюро, чтобы ускорить производство более мощного противотанкового орудия и делать, как это ни оскорбительно, сходную машину в немецком варианте.

Порше начал создавать 45-тонный средний танк 1-У, названный «пантерой». Покатую броню он скопировал с Т-34, в башне она достигала толщины 120 миллиметров, установил длинноствольную 75-миллиметровую пушку, скорость по шоссе превышала 50 километров в час. Однако дизель, какой устанавливался на тридцатьчетверке, моторостроители изготовить не смогли. Пришлось устанавливать тот, что работал на синтетическом бензине и, конечно, мгновенно вспыхивал, как только снаряд попадал в моторное отделение. В процессе эксплуатации выявились и другие недостатки, но устранить их не успели, поскольку Гитлер торопил, намереваясь бросить «пантеры» под Курск и Орел.