Том 5. Автобиография. Дневник. Избранные письма - Тарас Григорьевич Шевченко

boże

I ma wieszczów za kapłanów.

Jak przed grotem słońca pryska

Ciemnej nocy mrok i chłód,

Tak zbawienia chwila bliska,

Kiedy wieszczów rodzi lud!

Antoni Sowa

Забіліли сніги, заболіло тіло, ще й головонька,

Та ще й головонька.

Ніхто не заплаче по білому тілу, по бурлацькому,

Та й по бурлацькому:

Ні отець, ні мати, ні брат, ні сестриця, ні жона його,

Та й ні жона його,

Ой тілько заплаче по білому тілу товариш його,

Та й товариш його.

«Прости мене, брате, вірний товаришу, може я умру.

Та й може я умру.

Зроби мені, брате, вірний товаришу, з клен-древа труну,

Та з клен-древа труну.

Поховай мене, брате, вірний товаришу, в вишневім саду.

Та в вишневім саду,

В вишневім садочку, на жовтім пісочку під рябиною,

Та й під рябиною.

Рости, рости, древо тонке, високеє, кучерявеє,

Та й кучерявеє;

Та іспусти гілля зверху до коріння, лист додолоньку,

Та й лист додолоньку;

Покрий теє тіло бурлацькеє біле ще й головоньку,

Та ще й головоньку.

А щоб теє тіло бурлацькеє біле та й не чорніло,

Та й не чорніло,

Од буйного вітру, от ясного сонця та й не марніло,

Та й не марніло.

Вечером был у Желяковского, и он мне записал свое прекрасное стихотворение. А Каменецкий записал малороссийскую песню. Первая песня, которую я знаю без рифмы.

14 ]мая]

Дни нечаянных встреч. Третьего дня с Лапой, вчера с Троциной, а сегодня прихожу к графине Настасье Ивановне обедать и встречаюсь с моим единым, моим незабвенным другом, М. С. Щепкиным. Он приехал сюда по случаю юбилея Гедеонова. И не зная моего адреса, искал меня в Академии и зашел к графине, зная, что я там бываю. Догадливый мой великий друг.

После обеда графиня со всем семейством и мы с нею отправились к адмиралу А. В. Голенищеву. Старик был в восторге от неожиданного гостя. Тут же встретил я и познакомился с декабристом бароном Штейнгелем, с тобольским другом М. Лазаревского.

15 [мая]

Обещался быть у М. С. в 7 часов утра и проспал до 10. Хорош приятель. Ушел в Эрмитаж и работал до трех часов. Вечером пошел до Семена и не застал дома.

16 [мая]

Не умывшись, поехал к Михайлу Семеновичу, но он уже исчез. С горя зашел к Курочкину,— спит, зашел к Энгельгардту,— в ванне. Пошел к меднику, взял доску и на авось зашел к землячке Марье Степановне,— застал дома. Наболтавшись досыта, провел ее к Градовичам и пошел домой. Вечером восхищался пением милочки Гринберг; с Сошальским и Семеном в восторге заехали ужинать к Борелю и погасили свои восторги у Адольфины. Цинизм!

17 [мая]

Из приюта Адольфины в 7 часов утра отправился к Михайлу Семеновичу, застал еще в халате. Наговорились и уговорились обедать у К. Д. Кавелина, что и исполнили в 4 часа. Вечером был у Семена и не застал дома. Гульвиса!

18 [мая]

Очаровательная Александра Ивановна Артемовская сегодня именинница. М. Лазаревский купил для нее роскошный букет цветов, а я отнес ей и преподнес; и я в барышах, и она не вправе сказать, что я поздравил ее с пустыми руками. И вежливо и дешево.

Отобедав у именинницы, я с Лазаревским вскоре отправились к графине Настасье Ивановне и нашли там М. С. Щепкина. Великий друг мой, по просьбе графини, прочитал монолог «Скупого рыцаря» Пушкина, «Фейерверк» и рассказ охотника из комедии Ильина. И прочитал так, что слушатели видели перед собою юношу пламенного, а не 70-летнего старика Щепкина. Гениальный актер и удивительный старик. По обещанию, и я с горем пополам прочитал им свои «Неофиты». Не знаю, насколько они меня поняли, по крайней мере внимательно слушали.

19 [мая]

В 12 часов проводил моего великого друга М. С. Щепкина на Московскую железную дорогу. На Михайловском театре смотрел Садовского, в роли Расплюева («Свадьба Кречинского»). После Щепкина я не знаю лучшего комика. Самойлов далеко уступает Садовскому.

Г. Снеткова 2-ая — просто кукла. Как бы хороша была в этой роли моя незабвенная Пиунова.

20 [мая]

До трех часов работал в Эрмитаже. Обедал у моих старых друзей Уваровых. Сергей Уваров, веселейший толстяк на свете, сказал следующий экспромт разносчику апельсинов:

Напрасно, разносчик, в окно ты глядишь

Под бременем тягостной ноши;

Напрасно ты голосом звонким кричишь:

«Лемоны, пельцыны хороши!»

Не обольщай меня мечтой

Плодов привозных из чужбины:

Нет, душу, полную какой-то пустотой,

Не соблазнят златые апельсины.

Я отжил жизнь свою давно,

И все души моей желанья

Сосредоточивши в одно

Разоблаченное от счастья ожиданье.

Напрасно, разносчик, в окно ты глядишь.

Вечером был у Семена, и милейшая Александра Ивановна играла лучшие места из «Трубадура». Очаровательно играла.

Повернувся я з Сибірі,

Та не маю долі,

Хоч, здається, не в кайданах,

Та не маю волі.

Слідять мене злії люди

День, час і годину,—

Прийде туга до серденька,

То ледве не згину.

Комісари, ісправники

За мною ганяють;

Більше вони людей били,

Чим я грошей маю.

Зовуть мене разбійником,

Кажуть, що вбиваю:

Я нікого не вбив іще,

Бо сам душу маю.

Візьму гроші в багатого,

Убогому даю,

І, так людей поділивши,

Сам гріха не маю.

Маю жінку, маю діток,

Однак їх не бачу;

Як згадаю про їх долю,

То гірько заплачу.

Треба мені в лісі жити,

Треба стерегтися...

Хоть, здається, світ широкий

Та ніде подіться.

Сочинение этой весьма немудрой песни приписывают самому Кармелюку. Клевещут на славного лыцаря. Это рукоделье мизерного Падуры.

13 [июля]

сон

На панщині пшеницю жала,

Втомилася. Не спочивать

Пішла в снопи, пошкандибала

Івана сина годувать.

Воно сповитеє кричало

У холодочку за снопом;

Росповила, нагодувала,

Попестила; і ніби сном,

Над сином сидя, задрімала.

І сниться їй той син Іван

І уродливий, і багатий,

Не одинокий, а жонатий

На вольній, бачиться: бо й сам

Уже не паньский. А на волі,

Та на своїм веселім полі

Удвох собі пшеницю жнуть,

А діточки обід несуть...

Та й усміхнулася небога...

Прокинулась — нема нічого!

На Йвася глянула, взяла,

Його гарненько сповила,

Та, щоб дожать до ланового.

Ще копу дожинать пішла...

Остатню, може; бог поможе,

Той сон твій справдиться.

ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА И ДЕЛОВЫЕ БУМАГИ