Письмо Софьи - Александра Девиль

– Очень в этом сомневаюсь, – проворчал Киселев. – Эти польские шляхтичи нас не любят и вечно стараются обвести вокруг пальца. Вспомните хотя бы злополучный ночлег на мызе пана Бучиньского, где нас накормили водяным варевом и уложили спать на голых досках.

– Нет, Ельский так не поступит, он человек благородный, – заверил Призванов. – Я не раз спасал его сына в бою, и пан Витольд испытывает ко мне благодарность. К тому же он поляк лишь наполовину, у него мать была православная.

– Ну что ж, ротмистр, будем надеяться, что хоть сегодня заночуем в домашней обстановке, – вздохнул поручик.

Под вечер, когда отряд выехал из лесу на просеку, впереди заблестела в слабом сумеречном свете покрытая льдом река. Предстоящая переправа не пугала путешественников, лед казался крепким, а по другую сторону реки вдали приветливо мерцал огонек – возможно, то был почтовый двор или деревня, примыкавшая к усадьбе пана Ельского.

– Надо бы все-таки отыскать след старого пути, – сказал кучер, правивший первыми санями.

– Где ж его отыщешь в темноте, – откликнулся солдат, который сейчас был за извозчика на вторых санях. – Оно бы лучше огонь разжечь, поглядеть.

– Да что тут раздумывать, при таком морозе лед уже повсюду прочный, – заявил Киселев. – Поехали скорей, а то придется ночевать здесь, на снегу.

Первые сани двинулись прямо, но лед под ними вдруг затрещал, и они провалились. К счастью, это было недалеко от берега, в неглубоком месте, и их быстро вытащили. В санях ехали Чижов, Луговской и денщик, и все они, а также кучер, оказались по колено в воде. Призванов, сопровождавший обоз верхом, тут же приказал разжечь костер, чтобы пострадавшие могли отогреть ноги и хоть немного высушить обувь, поскольку запасной не было.

– Говорил же я, что опасно ехать наобум, – проворчал кучер, ни к кому не обращаясь.

Киселев, чувствуя свою вину за то, что отдал опрометчивое распоряжение, тут же объявил:

– Пусть сани пока остаются на берегу, а я пойду искать дорогу для переправы.

– Одному идти опасно, я с тобой, – решил Призванов.

Они взяли факелы и пошли пешком по льду, осторожно обследуя каждую пядь. Софья и все другие напряженно следили за двумя удалявшимися огоньками, один из которых через какое-то время погас.

Потом сидящим у костра показалось, что они услышали крик Киселева, но звуки человеческого голоса заглушались порывами ветра, который своим завыванием нагонял пугающие мысли о волках.

Наконец, после долгих минут ожидания, когда и огонек второго факела погас, к берегу вернулись Призванов с Киселевым. Оказалось, что поручик по пути провалился в полынью, и ротмистр спас его, протянув найденное поблизости небольшое бревно, которое каким-то чудом не вмерзло в лед. Отойдя в сторону от опасного места, офицеры обнаружили, что это бревно оторвалось от плавучего моста, сооруженного, видимо, русскими солдатами, переправлявшимися здесь несколько дней назад. Посреди реки находился остров, и связанные веревками бревна были проложены по льду от берега до острова. Осмотревшись, Призванов решил, что более удачного места для переправы не найти. После того, как побывавший в ледяной воде Киселев немного отогрелся у костра, отряд снова двинулся в путь.

Но в этот вечер злоключениям путников еще не суждено было кончиться.

Когда одни и вторые сани уже приблизились к противоположному берегу, небо окончательно затянулось облаками, скрывшими звезды, наступила полная темнота. Откуда-то издали послышалось завывание волков, лошади стали испуганно биться, шарахаясь из стороны в сторону. Пока зажигали факелы, коренная лошадь во вторых санях, где ехали Луговской и Софья, вдруг провалилась задними ногами под лед. Софья и Луговской соскочили с саней, но тут же сами оказались в ледяной воде. Девушка хотела позвать на помощь, но от обжигающего холода крик застыл у нее в горле. Однако уже в следующее мгновение чьи-то сильные руки вытащили Софью из парализующего ледяного плена, – и она тут же сообразила, что своим спасением опять обязана Призванову. Кто-то из солдат помог Луговскому, а потом общими усилиями удалось вытащить лошадей.

На берегу скоро был разожжен костер, возле которого, стуча зубами, грелись Софья и ее товарищи по несчастью. Дрова для костра солдаты носили от обломков ближайшего строения, разобранного на бревна еще во время одной из предшествующих переправ. Видимо, раньше это строение представляло собой корчму, в которой находили пристанище полуживые от холода и голода жертвы войны. Взглянув в сторону бывшей корчмы, Софья заметила несколько вмерзших в землю трупов и тотчас с содроганием отвела глаза.

Немного отогревшись у костра, путники заспешили далее, по дороге, ведущей к усадьбе Ельского. На Софью Призванов набросил чудом не промокшую медвежью шубу, и скоро девушка уже не чувствовала телесного холода, однако душу ей все сильнее охватывал холодок странного, тревожного предчувствия. Казалось, стихия судьбы подхватила Софью и несла все дальше, к неведомым испытаниям, в которых ни сердце, ни разум не могли послужить ей советчиками.

Повалил снег, и продвигаться стало все труднее, но усадьба была уже близко, и путники, одолев последние мытарства, наконец добрались до нее. Софья, как и остальные, не очень-то верила словам Призванова о гостеприимстве пана Витольда, ибо слишком редко их небольшому отряду удавалось найти более-менее приличный ночлег. Однако на этот раз действительно все было по-другому. Ельский, оказавшийся благообразным почтенным человеком лет 65, увидев Призванова, выказал искреннюю радость и принял нежданных гостей весьма приветливо. Его усадьба, находясь в стороне от главной дороги, не слишком пострадала за время войны, в погребах оставалось достаточно провизии, а обширный лес служил источником дров и строительного материала.

Путешественники, попав в жарко натопленное помещение, ощутили блаженство, и от усталости, казалось, готовы были уснуть прямо на полу. Особенно измучен был Луговской, у которого после ледяной купели открылись на ногах едва поджившие цинготные язвы и началось воспаление. Ельский позвал к больному своего домашнего лекаря, и тот, осмотрев страдальца, заявил, что офицеру надо бы отлежаться несколько дней.

Любезный хозяин распорядился, чтобы гостям была предоставлена горячая вода для мытья, сухое белье и приличный ужин с вином. Мужчины, выпив и насытившись, взбодрились, и скоро за столом потекла оживленная беседа о военных новостях, в которой не принимал участия лишь Луговской, тихо лежавший в углу после лекарств и растираний. Софья вначале прислушивалась к разговорам, особенно заинтересовавшись рассказом пана Витольда о том, как Наполеон бежал через Березину, бросив свою армию на произвол судьбы, но потом глаза девушки начали слипаться и она уже могла лишь с усталым удивлением наблюдать неистребимый мужской интерес к военным делам. Ельский, заметив ее состояние, всплеснул руками:

– Боже мой, ведь мы совсем замучили своими разговорами бедную девушку! Очаровательная племянница пани Ольги давно нуждается в отдыхе! – и тут же обратился к стоящей у стены служанке: – Яся, отведи панну в гостевую комнату и приготовь ей постель.