Дружба, зависть и любовь в 5 "В" - Людмила Матвеева

Так я подумала, и уже ручку взяла, чтобы вычеркнуть, но не смогла. Рука не поднялась. Почему же? А вот почему. Тамара очень нужна в этой повести. Всё, что случилось с ней, помогает лучше понять Таню, главное действующее лицо. Таня и Тамара очень разные. Одна застенчивая, другая и не думает стесняться. Одна много сомневается, другая энергично и решительно совершает поступки. А посмотрите, как всё-таки много в них общего. И желание, чтобы тебя понимали и ценили. И быстрые переходы от надежды к отчаянию. Одна решает утопиться, другая – удрать из дома. И мысли при этом похожие: «Они все ещё пожалеют». Это не случайное совпадение. Это то, что психологи называют возрастными особенностями. Две девочки одного возраста, даже очень разные по характеру, учатся в разных школах, никогда в жизни не виделись, а всё равно – одинаковый возраст делает их во многом похожими друг на друга. Интересно, правда? Это значит, что и другие дети десяти-одиннадцати лет имеют много общих черт. И не надо думать, что если ты в чём-то не похож на других, то ты должен быть в сторонке, не со всеми. Такой уж ты особенный. В чём-то не похож, а в чём-то очень похож. И это полезно знать.

Вот зачем появилась в книге Тамара. Чтобы вы, мои читатели, лучше поняли Таню. И Максима, и Серёжу. И главное, самих себя. Вот самое важное – самих себя.

Значит, пусть она сидит, сумасшедшая девчонка, на своём окне и машет босыми ногами. Пусть орёт свою немыслимую песню о покинутой красавице, да ещё на французском языке. Пусть даже несётся в Ленинград. Ничего, вернётся, никуда не денется.

И ничем она читателя не собьёт. Прекрасно разберётся читатель, что самая громкая и заметная девочка – не обязательно самая интересная и самая прекрасная. Пусть читатель учится видеть за внешней яркостью – другую, главную. Пусть сумеет ценить верность и деликатность, заботливость, сочувствие. Пусть услышит того, кто говорит негромко. Пусть учится этому важному умению – отличать суть от внешнего, самое главное – от не самого главного. Я верю – он научится, мой дорогой читатель. Не маленький уже, пятый класс кончает. Скоро двенадцать лет.

Оля Савёлова входит в класс и говорит громко:

– Ой, девочки! Что я вам скажу!

Мальчишки сразу навострили уши.

Оля небрежно оглядела мальчишек и зашептала на ухо Оксане. Оксана стала смеяться и переспрашивать:

– Нет, правда? На каток и в кино? Честно? Какая прелесть!

Потом Оля и Оксана вместе подошли к Ларисе. Они ей рассказывали что-то тоже, конечно, шёпотом, и Лариса ойкала и всплёскивала руками.

Людку они не позвали. А ей, Людке, всё равно. Не хотят рассказывать ей свои секреты? А она без их секретов спокойно обойдётся. Пусть кто угодно из-за этого нервничает, а Людка не станет.

Таня сидит за своей партой, а на парте лежит солнечный рыжий ромбик. Вдруг на этот ромбик садится бумажный голубь. Сел плавно, с тихим шорохом. Откуда ты прилетел, бумажный голубь в клеточку? Смотрит Таня по сторонам – надо знать обязательно.

Володя с Серёжей о своём беседуют.

Колбасник? Нет, он занят другим – пытается Олю Горелову до слёз довести.

– Горелая спичка, Горелая спичка! Косой заяц! Косой заяц!

Но Оля до слёз не доводится и отвечает ровным голосом:

– Жиртресина, Жиртресина.

«Оля молодец, – думает Таня, – ещё неизвестно, кто раньше заплачет».

На всех посмотрела Таня, только на одного человека не хочет она смотреть. А он сидит на своём месте и разглядывает потолок.

Не хочет Таня смотреть на Максима, а всё-таки смотрит. И видит она – перед ним лежит тетрадка в клетку, а лист из тетрадки неровно вырван.

Таня берёт голубя.

Только мальчишки умеют делать таких голубей. Крылья изогнуты, клюв острый, тяжёлый. И хвост у голубя, как у самолёта. Сколько раз пыталась Таня сделать голубя из бумаги. Ничего хитрого – всё получается так же. И хвост, и клюв, и крылья. Только никогда её голубь не летает так ровно и плавно, так долго не летает и не приземляется так точно, как голубь, сделанный Максимом. Почему? Это неизвестно.

Он прислал ей своего бумажного голубя? Может быть, он хочет что-то ей сказать? Может быть, ему тоже грустно без Тани? Людка, она и есть Людка. А может быть, Максим жалеет о том, что так получилось? Да и не виноват он нисколько. Это всё Людка.

Таня видит, как Максим чуть-чуть оборачивается, смотрит на Олю Савёлову, на Вовку с Серёжей, на Оксану, на Таню, на стены, а потом опять долго-долго смотрит на потолок. Ничего там нет, на потолке. А Максим всё смотрит. Что-то он там всё-таки видит.

А Таня?

Радуется? Станет опять ждать, когда он заметит её? Будет сиять от каждого его слова?

Она этого не знает. Сильно, по-мальчишески, размахивается и пускает голубя вверх. Он резко взлетает, потом делает круг над классом и садится на стол Нины Алексеевны.

Нина Алексеевна входит, как всегда, энергично. Она берёт со стола голубя и строго замечает:

– Опять ваши выходки? Как маленькие, честное слово. Сколько раз говорить? Бумажные голуби – мусор. Убирать вас не заставишь, а сорить вы первые.

Нина Алексеевна мнёт в руке голубя в клеточку и бросает на свой стол. Таня смотрит на бумажный комочек и думает: «Бумажный голубь мусор? Нет, не всегда. Иногда, может быть, мусор. А иногда – нет. Бумажный голубь – вольная весёлая птица, которую пускает в полёт человеческая рука. И летит эта белая птица в синих буквах и цифрах, точках и запятых – куда ей, птице, надо. И садится на ту парту, которую сама выбрала. И умеет говорить с теми, кто умеет её слышать. Вот что такое бумажный голубь».

– Скоро кончается учебный год, – говорит Нина Алексеевна, – а у вас, как всегда, полная беспечность. Толя, перестань есть. Хоть кол на голове теши.

– Весна, – произносит Оля Савёлова шёпотом, но так, что слышит весь класс. – Солнышко светит.

– При чём здесь весна? Ну при чём здесь весна? – сердится Нина Алексеевна.

А солнце правда сияет в классе, лежит на полу, греет волосы, щёки. И птицы кричат за окнами звонко, радостно. И всё как будто умыли – солнце, небо, звуки. Всё без мутных примесей. Весна.

– Достаньте тетради. Займёмся повторением. Повторение – мать учения. Старая мудрая истина.

Нина Алексеевна любит старые истины. Всё равно она хорошая, Нина Алексеевна. Ругает их, пробирает, а сама не злая. Тане кажется, что Нина Алексеевна вообще не умеет сердиться по-настоящему. Ботаничка умеет, англичанка умеет. А Нина Алексеевна только ворчит, а злости никакой в ней нет.

Таня достаёт тетрадь, раскрывает на чистой странице. Скоро кончится тетрадка, а новую начинать уже не придётся – конец года. Весна.

– Толя, перестань есть. Возьми ручку. Нет ручки? Возьми мою. Пишите…

Таня берёт ручку. И вдруг вздрагивает, зажмуривается, а сердце подпрыгивает, как лёгкий мячик. Тане в глаза бьёт яркий, горячий оранжевый свет. Солнечный зачик! Солнечный зайчик – прямо Тане в лицо. Прыгнул в глаза и задержался на секунду. Подрожал на щеке и опять в глаза. Таня щурится, Таня отворачивается. Ловит зайчика рукой. Она видит, как он прыгнул на парту и хлопает по парте ладонью – вот сейчас поймает, сейчас. А разве кому-нибудь удавалось схватить солнечного зайчика? Никому никогда ни за что не поймать его. Неопределённость, неуловимость, радостный свет и ускользающее счастье – вот что такое этот зайчик…