Поводырь - Андрей Дай

Мне возразили, что, мол, согласно Горному Уставу, инженеры АГО обязаны помогать осваивать любые приборы и механизмы на территории губернии. Мол, что стоит купчине такого специалиста к себе вызвать, дабы тот какого-нибудь мужичка посмышленее обучил?

Ответил – бюрократия! Горным начальникам невыгодно станет, если у нас тут много заводов появится. Мы же остатки рабочих переманим и инженеров самых голодных и активных. Но и отказать они не вправе. А значит, станут каждое прошение годами рассматривать, время тянуть. Да и не пойдут купцы к Фрезе. Очень уж он их обижает последнее время. Своим чиновникам протекцию оказывает, а чужих поборами давит.

Прошение горному начальнику о выделении специалиста по промышленному производству для участия в комиссии все же написали. Положено так.

Вторая комиссия стала называться «переселенческой». Тут оказалось больше всего споров. Не простым вопрос-то оказался.

По положению от одна тысяча восемьсот сорок третьего года, Томская губерния входила в список из четырех субъектов империи, куда переселение только приветствовалось. Были определены величины земельных наделов для новопоселенцев – по пятнадцати десятин на семью, из которых пахотных земель – семь, под выпасы и сенокосы семь с половиной и под приусадебное хозяйство – дом с двором и огородом – полдесятины. Назначались размеры единовременных ссуд для крестьян. Подорожные выплаты для следующих к месту поселения.

И люди шли. Пешком, через всю страну. С беременными женами и тучей детей. Не менее сотни семей в год – капля в океане целинных земель губернии. И к тому же не менее половины, повстречавшись с первым же представителем власти на земле края, немедленно заявляли, что документы потеряли и родства не помнят по темноте и безграмотности. Детская хитрость сбежавших из России крестьян. По закону, таких следовало бы выдворять обратно, да только кто гарантирует, что эти предприимчивые, рискнувшие бросить все и попробовать новой жизни в Сибири люди не свернут в тайгу за первым же поворотом? Скоробогатов, губернский землемер, затруднялся определить, какое количество нигде не зарегистрированных поселений существует ныне на территории, мне подвластной.

Манифест от девятнадцатого февраля одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года дал крестьянам личную свободу. Их больше нельзя было купить или продать, как скот. Этот же манифест привязал крестьян к выделенным им наделам пуще кандалов. По закону крестьянам запретили самовольно покидать поселения. Каждый получивший паспорт для поездки на сезонные работы и не вернувшийся в срок – объявлялся бродягой. А бродяжничество – это уже уголовное преступление, соответствующим образом наказуемое. Жить в любой губернии по выбору имели право только свободные, безземельные, отписанные, обладающие паспортами люди, представители титульной нации и по разрешению туземных властей. Вот казаки, например, подходили под это описание идеально. Кроме разве что того факта, что в большинстве своем они числились на государственной военной службе.

Выходило, что, уговаривая Евграфа сделаться капитаном переселенцев, я толкал шустрого сибирского мужика на преступление. И решить эту проблему можно было лишь с высочайшего позволения. Чем я и намеревался заняться.

Но прежде чем начать звать крестьян в губернию, нужно было организовать их благополучную доставку до места назначения и приготовить места для поселений. Это и вменили в обязанность новой комиссии.

Следовало создать – а где уже есть пересыльные тюрьмы для ссыльных поселенцев, то пристроить «свободную» часть – сеть пунктов отдыха и медицинского контроля вновь прибывших. Вписали в протокол, что отныне люди, не имеющие прививки от оспы, допускаться в губернию не должны. Для желающих в Усть-Тарке следовало построить карантинный поселок с врачом и существенным запасом материала для обеспечения прививками не менее пяти тысяч человек в год.

Естественно, каждый пункт отдыха должен быть снабжен запасом продовольствия и обеспечен персоналом, обученным отвечать на главные вопросы переселенцев: где обещанная земля, сколько ее, будет ли помощь с постройкой жилья и можно ли получить ссуду.

В тех окружных центрах, куда будут расселяться новички, нужно было создать запас сельхозинвентаря. Заранее договориться со старожилами о покупке у них нужного количества лошадей и скота. Приготовить семенной материал.

Губернской чертежной совместно с комиссией следовало составить планы тех мест, где наличествует достаточное количество неосвоенных земель. Михаил Силантьевич Скоробогатов даже за голову схватился, представив потребный объем работ. Поспешил обрадовать его и всех, кто примет участие в работе комиссий, о выплате особых премий за счет Фонда.

Расслабились. Пошутили даже. Совещание превращалось в заседание заговорщиков, и мне, черт подери, это нравилось. Общее благостное впечатление от с пользой проведенного времени немного портил надзиратель питейно-акцизного округа Лавицкий. Сидел бирюк бирюком, недовольно поджав губы. Махнул на него рукой. Для всех хорошим не станешь.

Конечно же нагрузил столоначальников сбором сведений о чиновниках. Рассказал о том, что вскоре будет строиться доходный дом с пониженной арендной платой для служащих. Настоятельно порекомендовал донести эту новость до подчиненных. Желательно вместе с известиями о доплатах от Фонда.

На прямой вопрос, когда мое превосходительство соизволит начать личные приемы, приподнял бровь и отговорился отсутствием секретаря, способного организовать запись страждущих и выделение часов приема. Пообещал вскорости обзавестись распорядителем доступа ко мне.

Статского советника Фризеля попросил не прихоти ради, а по служебной надобности отыскать директора училищ и пригласить его ко мне на прием. Наступала пора заняться организацией досуга учеников томских гимназий. Тот скривил недовольно губы – чай, не мальчик на побегушках, – но отказать не посмел.

Вот так даже самых строптивых подчиненных постепенно и приучают повиноваться. Тут маленькая любезность, там невинная прихоть – глядишь, через годик уже и сам, привычно, спину гнет… Гнусно это, но именно с этим человеком, пережившим уже двух губернаторов, окопавшимся, пустившим корни, считающим себя «серым кардиналом», только так и надо. Не стрелять же его…

Распустил первое свое заседание. Вроде хорошо получилось. Жаль, что рабочий день на этом не закончился. Нашелся среди чиновничьей братии энергетический вампир – все силы выпил, гад.

– А вас, господа Скоробогатов и Менделеев, я попрошу остаться! – испытал краткий миг восторга. Как же давно хотелось кому-нибудь это сказать. Тогда, в Каинске, не в счет. Жаль, в губернии не нашлось ни одного Штирлица…

Губернскому землемеру дал задание нарисовать точную копию висящей на стене карте, только меньше в четыре раза. Пора было выносить на карту известные мне месторождения и загодя проложить трассу будущей железной дороги. Чтоб, не дай бог, не получилось накладок. Поселенцы не поймут, если землю сначала дадут, а через год отберут…

Карта, кстати, стараниями губернского архитектора, коллежского асессора Андрея Константиновича Македонского создавалась. Чертежник, оказывается, в основном земельным кадастром ведал. Межевание, размежевание, определение границ участков и все такое. А картографией у меня в губернии теплая компания из нескольких инженеров Корпуса инженеров путей сообщения, нашего архитектора и, как ни странно, командира 12-го Томского казачьего полка занималась.