Чёрный снег: война и дети - Коллектив авторов

Тот быстро кивнул, вслушиваясь. Улыбка, что на мгновение тронула его губы, тут же сбежала.

– Она говорит: «Густав» работает для «Моники»…

Карандаш радиста забегал по бумаге.

– Она говорит: эвакуация на объекте семнадцать не производилась, объект работает на полную мощность. По железной дороге через станцию примерно каждый час проходят воинские эшелоны. В светлое время суток: пехота, боеприпасы, ночью артиллерия, танки… Неделю назад вдвое усилена охрана складов в районе бывшей мебельной фабрики… Жителям запрещено появляться в этом районе…

Парень умолк, и с минуту все напряжённо молчали, выжидая…

– Есть! – опять облегчённо выдохнул радист.

Парень продолжал:

– …аэродром находится в шести километрах южнее высоты пятьдесят один дробь сорок, дубовая роща. В излучине реки, юго-западнее высоты… – Парень запнулся. – Ну! Фальшивый аэродром!.. – Опять замолчал.

Прошло несколько минут, прежде чем стало ясно, что сеанс окончен.

Присутствующие с надеждой и вместе с тем тревожно переглянулись.

– Ну, мы пойдём, – проговорил работник особого отдела, обращаясь к парню.

– Слушаюсь! – весело ответил цыган.

Майор взял у радиста бумажный листок, когда те вышли.

– М-да… Всё точно по программе. Либо эта женщина имела какое-то отношение к группе «Густав» в целом, либо к одному из её членов…

– Тогда почему же она не пользуется кодом, товарищ майор? – усомнился радист.

– Проблема… Нам остаётся только гадать.

– Может быть, ситуация не позволила ей иметь код? – высказал простейшее предположение Антон Казимирович.

– Скорее всего… – отозвался майор. – Да и овладеть им не так просто.

– А почему она тогда не по-русски говорит, не по-немецки? – опять осторожно вмешался радист.

– Вот это больше всего и обнадёживает меня, – ответил майор. – Немцы бы не стали играть так наивно! А она, возможно, думает, что таким образом шифрует свои сведения. Но в любом случае нам сейчас важно узнать их действительную ценность. А уж отсюда будем делать вывод, наш ли это человек.

.. Теперь через каждые сутки ровно в четыре часа дня «Густав» выходил в эфир. Молодой цыган начинал скороговоркой, торопливо:

– Она говорит…

И карандаш радиста бегал по бумаге. Работало записывающее устройство.

Данные аэрофотосъёмки, а также показания пленных засвидетельствовали, что на радиостанции группы «Густав» за линией фронта безусловно свой человек.

Эта женщина была очень наблюдательной, если она сама собирала нужные сведения, и, судя по всему, она знала много, хотя передачи её бывали предельно краткими: иногда всего в несколько слов. О судьбе самой группы «Густав» она не обмолвилась ни разу.

Так шли дни.

Молодой цыган сменил гражданскую одежду на солдатскую форму и уже без запинки переводил сообщения неизвестного агента с цыганского на русский.

А потом наши войска начали своё стремительное наступление на огромном участке фронта в направлении Молдавии и Румынии.

Выйдя последний раз в эфир, неизвестная торопилась, так что переводчик едва успевал за ней.

– Она говорит, что всё отчётливее слышит канонаду. Колонны машин с военным грузом эвакуируются по шоссе номер два на север. В распоряжение полевого аэродрома на скрещивании шоссе номер два и пять срочно подвозятся боеприпасы для массированного бомбового удара по наступающим танковым войскам.

По многим признакам, в этом районе готовится контрнаступление… Работу прекращаю. Победы вам, товарищи! Персита.

Затянувшееся молчание было почему-то гнетущим.

– А это что такое по-русски – персита? – спросил после паузы майор.

– А это и по-русски – тоже Персита. Имя.

Никто, ни тогда, в пору освобождения Румынии, ни потом, уже в мирное время, не мог ничего рассказать Антону Казимировичу ни о судьбе группы «Густав», ни о судьбе загадочной Перситы.

Ему осталось только имя. Да ещё надежда, что не угас в самом начале тот жизненный порыв маленькой танцовщицы, свидетелем которого ему довелось быть, и всё то доброе, чистое, что, казалось, было предназначено ей свершить в жизни, свершилось.

Блокадные новогодья

Довоенные дары новогодней ёлки

Этюд

Стояла холодная блокадная ночь 1941 года. В нетопленой, затемнённой фанерой комнате, в углу, – две девочки, Катя и Маша. Кате было 7 лет. Маше – 3 года. Младшая сестра сильно болела. На неё страшно было смотреть: кожа да кости. Со дня на день девочка могла погибнуть.

…Внезапно Катя проснулась. Она вспомнила, что сегодня 31 декабря. Год назад у них была ёлка. На ней висело много красивых блестящих игрушек, а на праздничном столе горкой лежал хлеб. Катя даже не вспомнила о пирогах и пирожных, она подумала именно о хлебе. Хлеб! Хлеб!

«Достать бы ёлочные игрушки, посмотреть на них, вспомнить Новый год! – пронеслось у неё в голове. – Нет, не хватит сил сдвинуть тяжёлый ящик».

Открылась дверь. Пришла с работы мама. Она принесла немного хлеба. Молча положила его на стол, разделила на три равные части, разбудила младшую дочь.

Они быстро съели хлеб, собрали все крошки до последней и, укутавшись старой шубой, задремали.

Но старшая дочь не могла заснуть. Ей так хотелось снять ящик с игрушками и посмотреть на них. Два раза она вставала, но, подойдя к ящику, даже не могла приподнять его, а будить маму было жалко.

То была трудная зима. Многих родных и знакомых пришлось похоронить. Чудом остались живы две сестрёнки и их мама.

…31 декабря 1945 года в этой же комнате снова была ёлка. Ребята уже не помнили, что это такое, ведь Новый год они праздновали так давно – пять лет назад, до войны.

И вот настал торжественный момент. Открыли ящик с игрушками, и только собрались наряжать ёлку, как вдруг Катя закричала: «Мама!!! Смотри!!!» В ящике лежали шоколадные конфеты, пряники, сушки, которыми была украшена ёлка в предвоенный год.

Мама подошла к ящику, взяла в руки шоколад, долго глядела на него, а затем горько заплакала. В этой комнате умирали люди от голода, а в метре от них лежали конфеты, пряники, шоколад, о которых все забыли. Ведь было не до праздников…

Эту историю рассказала мне моя бабушка. Она прожила длинную жизнь, но самое острое впечатление до сих пор оставила у неё та плитка шоколада, которую она взяла в руки из ящика с ёлочными игрушками.

А старшая девочка, Катя, – это моя мама.

Алёша Булатов,

7-й класс

Н. Н. Сотников

Как сложилась его судьба?.

Продолжение истории Алёши Булатова

С Алёшей Булатовым, учеником одной из школ Приморского района Ленинграда, я познакомился заочно. Мы в 1982 году в «Лениздате» готовили к изданию сборник детского творчества «Первые строки, первые этюды». В сборник входили произведения юных читателей газеты «Ленинские искры», журнала «Костёр»