Президентский полк - Феликс Меркулов

— Джи-эй-си-ти-оу-эн. Гастон.

— Не спешите, — попросил Русланов, старательно заполняя чек. — Гастон. Есть. Фамилия? Перрен — два «эр» или одно?

— Два.

— Посмотрите, правильно я написал?

— Да, профессор, все верно.

— Так, теперь сумма. «Dollar USA…» «Drei…» Миллионов — пишется с большой буквы или с маленькой?

— С большой, — подсказал Гольцов.

И Муса вдруг поверил, что все происходящее в этой гостиной не сон, а самая настоящая явь. Все было настоящим. Настоящая чековая книжка лежала перед Асланбеком. Настоящими были выводимые на гербовой бумаге буквы. Но самым настоящим и самым страшным были эти французы.

— Подожди, Асланбек, — хрипло проговорил Муса.

— В чем дело? — холодно обернулся к нему Русланов.

— Прервись. Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Говорите.

— Не при них.

— Говорите по-чеченски.

— Твоя семья не у нас.

— Где же она?

— Я не знаю.

— Так узнайте. Позвоните в Москву. Или в Чечню.

— Там тоже не знают.

— Я вам не верю.

— Клянусь Аллахом, она не у нас! Люди из ФСБ тебе наврали. Она у них.

— Моей семьи у них нет. Это я знаю абсолютно точно. Значит, она у вас.

— Ее нет у нас! Ее у нас нет!

— Полчаса назад вы обещали мне вернуть мою семью по частям.

— Я блефовал! Клянусь, я блефовал! Я был в ярости, поэтому сказал тебе неправду! Ты сам знаешь чеченский характер. В ярости мы можем наговорить что угодно.

— Вы чеченец? — презрительно переспросил Асланбек. — Не оскорбляйте чеченцев. Вы турок. Но и для Турции это оскорбление. Вы убийца, Наджи. Это и есть ваша национальность, ваша профессия и ваша судьба.

— Я турок по паспорту. По крови я чеченец. Уверяю тебя, ты делаешь ошибку. Ты только зря потратишь деньги!

Асланбек ненадолго задумался, потом сказал:

— Ладно, даю шанс. Найдите мою семью.

— Мы искали!

— Плохо искали. Теперь придется искать хорошо. Очень хорошо. Даю вам неделю. Ровно семь суток, начиная с этой минуты. Если через неделю Рахиль и Вахид не будут в Вене, мой договор с этими господами вступит в силу. И обратного хода не будет. Вы поняли меня, господин Наджи?

— Да, понял. Все понял. Я немедленно свяжусь с Москвой.

— Господа, ситуация немного изменилась, — по-английски обратился Асланбек к французам. — Наш договор откладывается ровно на семь суток. Я понимаю, вы разочарованы. Но я в очень сложном положении и должен предусматривать все возможности.

— Мы вполне вас понимаем, профессор, — поскучнев, ответил капрал. — Вы действительно в сложном положении. Никому из своих врагов я не пожелал бы оказаться в вашей шкуре.

— Спасибо за понимание, мсье Перрен. Надеюсь, еще по тысяче долларов на каждого вас немного утешат.

Асланбек взял ручку, вписал в наполовину заполненный чек «Drei Tausend», расписался и протянул чек капралу.

— Получите в банке «Кредитанштальт» и поделите между собой.

— О'кей, так мы и сделаем, — пообещал капрал, пряча чек в бумажник.

— Профессор, нам было очень интересно познакомиться с вами, — не без торжественности произнес сутенер. — Сейчас, когда мы на пенсии, так редко встречаешь по-настоящему интересных людей.

— Если вам снова понадобится консультация насчет говна, всегда к вашим услугам, — добавил капрал.

— Может понадобиться, — серьезно сказал Асланбек.

— Так что не расслабляйтесь, легионеры, — добавил Михальский. — Пойдемте, я вас провожу.

Французы попрощались с Руслановым и Гольцовым, с холодноватым любопытством оглянулись на Мусу и вышли из гостиной. Было слышно, как во дворе захлопали двери автомобиля, возник и удалился звук мотора. Муса обмяк в кресле. У него было такое чувство, что он только что чудом избежал смертельной опасности.

Михальский вернулся в гостиную и поднес к лицу Мусы трубку мобильного телефона:

— Звони.

— Кому?

— Не знаешь кому? Шамилю. И говори по-русски.

— Развяжите руки.

— Зачем? Развязывать, потом снова связывать.

— Как я наберу номер?

— А он уже набран.

Муса узнал свой мобильник. Это была «Нокиа». Этот мобильник Михальский забрал у него при обыске в доме Азиза Салманова. На дисплее светился номер Шамиля. Муса похолодел. Откуда они знают этот номер? Потом понял: он не стер его из памяти, после того как позвонил Шамилю из Зальцбурга.

— Говори по-русски, — приказал Михальский и включил громкую связь. — Нам безумно интересно, о чем ты будешь говорить со своим шефом. Начинай!

— Шамиль, это я, — проговорил Муса, услышав в трубке негромкий голос Шамиля. — У нас очень большие проблемы. Салманов оказался предателем. В Зальцбурге мы попали в ловушку.

— К кому?

— К людям, которые работают на Русланова.

— Кто они?

— Не знаю. Русские.

— ФСБ?

— Нет. Шамиль, у нас только один выход: найти семью Асланбека.

— Мы не можем ее найти.

— Ее нужно найти. Подними на ноги всех. Ее нужно найти, где бы она ни была. Ее нужно найти не позднее чем через неделю.

— Почему через неделю? Что будет через неделю?

— Русланов нанял диверсантов. Очень опытных. Не могу тебе сказать каких…

— Почему не можешь? Почему ты говоришь по-русски? Твой разговор контролируется?

— Да.

— Продолжай.

— Если через неделю его семья не будет в Вене, они начнут. Шамиль, это очень серьезно. Русланов сказал, что заплатит им сорок два миллиона долларов за наши головы.

— Он взял тебя на испуг!

— Нет, Шамиль. Троим он уже заплатил аванс. По три миллиона долларов каждому. Он заплатил им при мне! Первой будет твоя голова, потом моя. А потом еще восемь голов наших амиров. Ты знаешь кого. Не медли, Шамиль! Именем Аллаха заклинаю тебя, не медли! Ты их не видел. А я видел. Это страшные люди!

— Ты сможешь мне перезвонить без контроля?

— Не знаю.

— Понял тебя, — сказал Шамиль и ушел со связи.

— Хороший ход, — одобрил Михальский, отключив мобильник. — Тебе бы, господин Наджи, в покер играть. Умеешь блефовать.

— Что вы со мной сделаете? — спросил Муса.

— Ты очень удивишься, но ничего. Сейчас мы вывезем тебя подальше и оставим на дороге. Возле какой-нибудь речки. Чтобы ты со своим бодигардом смог вымыть штаны. Потому что иначе вас не посадит ни один таксист. А потом ты будешь позванивать нам по телефону, который я тебе дам, и докладывать о ходе поисков. Профессор, мы ненадолго оставим вас. Примерно на час. Берись, Гошка. Надеюсь, что этот вонючий груз мы тащим в последний раз.