Дон Алехандро, человек и чародей - Инди Видум

Ты мыслишь категориями обычного человека, а должен — чародея. Со двором, возможно, ты и прав, украшение дома терпит. Самое время сделать башню безопасной для проживания — нанести правильные чары. А по округе поставить сигнальные. Чтобы никто не проник к тебе незамеченным, понял? Поэтому вылезай из воды и принимайся за работу.

Ну вот, так хорошо лежал… Нужно выставлять Шарика на время водных процедур к той же Хосефе, а то одно его присутствие портит настроение. А так и мне спокойно и ему хорошо — кормят, глядят и никак не обзывают дона Леона.

— Отдых мне не положен?

— Какой тебе отдых, безответственный ты балбесина? — натурально возмутился Шарик. — Тебе к ритуалу приступать надо, а то время пройдет, и не заметишь. Не успеешь сделать — умрем мы оба. Так что давай не отлынивай.

— Ладно подготовка к ритуалу, но зачем так срочно ставить защиту? — проворчал я.

— Чтобы никто не влез и не помешал. Защита должна быть такой, что даже при начатых военных действиях ничего не пропустила все время, что идет ритуал. Второй возможности у тебя не будет, если первый испортят. Значит, защита должна стоять на доме и на лаборатории. Хватит мокнуть, этак ты в лягушку превратишься. Пора за работу.

Шарик вел себя как противный брюзгливый старикашка. Разговоры о доне Леоне всегда портили ему настроение. Я обычно первым их не заводил, начинал Шарик и получал информацию для размышлений, которая ему активно не нравилась. Можно было пойти у ками на поводу и признать дона Леона величайшим чародеем и образцом для подражания, но очень уж мерзким типом мне казался бывший хозяин Шарика. И я не готов был признать его хорошим даже для душевного равновесия моего спутника.

Тем не менее удовольствие от ванны я получать перестал, да и вода потихоньку остывала. Конечно, я мог подогреть ее чарами, но не хотелось. Чар за время запуска водопровода я использовал столько, что сейчас планировал от них отдохнуть. К тому же, столика с бутылкой вина не было, а еще — артефакта для проигрывания музыкальных кристаллов. Я узнавал, здесь такие существовали, поэтому в моем плане появилась еще одна строка.

— Давай на завтра отложим защиту? — предложил я.

— Тогда хотя бы сигнальную сеть поставь. Не все тебе за мой счет выезжать, — пробурчал ничуть не успокоившийся ками. — Не время изображать из себя водоплавающего. Когда ты донну Сильвию в последний раз видел?

— На ее приеме, а что?

— А то, что с ее стороны нужно ждать пакость, — убежденно сказал Шарик. — Она собиралась посмотреть на твою клумбу, и если не появилась — значит, планирует в случае чего устроить представление в духе: «Ах, мне так жаль, что я не проследила за бедным юношей погибшем во цвете лет по неосторожности».

Изобразил Шарик донну Сильвию на редкость похоже, и если бы я закрыл глаза, то мог бы живо представить манерную чародейку перед собой, а лучше рядом, благо в ванне места хватило бы. И то, что она не появилась, совершенно не означало, что запланировала пакость. Шарик не учитывал, что у донны Сильвии могли быть важные дела, совершенно меня не касающиеся. Но зная ками, я был уверен, что он будет нудить до тех пор, пока я не выставлю эту клятую сигнальную сеть.

В принципе, делать это я уже умел, но Шарик настаивал на варианте, когда ставится она на расстоянии. Это было намного сложнее и энергозатратней, в еще предполагало большую искусность в управлении чародейской энергией.

— И имей в виду, по словам Хосефы, все чародеи, которые имели глупость связаться с донной Сильвией, плохо заканчивали, — продолжил нудить ками. — От иных даже могилы не осталось. Точнее, может, и осталось, да только никто не знает, где она.

— Шарик, не нагнетай, — недовольно сказал я. Магия ванны уже закончилась, и я столкнулся с суровой реальностью этого мира, где полотенца были жесткими и плохо впитывали влагу. — Прежде чем пропасть, они наверняка что-то делали для донны Сильвии, за что их и упокоили.

— Есть такое, — согласился он. — Время, конечно, у тебя есть, так потрать его с толком.

Я немного обсох и только после этого полез на крышу башни. Дело двигалось уже к вечеру, но от этого все казалось только четче, что для нанесения реперных точек сигнальной сети удобнее. Главным было не определить эти точки, а именно к ним отправить связку Слово-Жест-Поток, удерживая все остальные точки, чтобы конечным заклинанием связать их все в одну сеть. Тогда получается что-то вроде паутины, прикосновение к любой ниточке которой вызывает у паука желание пойти проверить, что же там случилось.

— И придраться не к чему, — недовольно буркнул Шарик, молча просидевший весь процесс у меня на плече. — Даже ограничение по размеру не забыл выставить.

— Как я мог забыть? Мне бы тогда пришлось переделывать, а я рассчитываю остаток вечера провести спокойно.

— Мне бы твоя уверенность в спокойствии.

Шарик спрыгнул с плеча, а потом открыл для себя телепорт. Наверняка на кухню. В последнее время он конкретно обленился, потому что начал толстеть. Придется поговорить и с ним, и с Хосефой о необходимости диеты для моего питомца. А то если так пойдет дело дальше, станет он весить, как камия.

К тому времени, как я спустился на кухню, там уже был накрыт стол, за которым сидел Серхио. За еду он не принимался, ожидал меня. В город сегодня он уехал после обеда, после чего мы с ним не виделись. Думаю, если бы было что-то важное, он бы ко мне подошел сам, но я решил уточнить:

— Есть что-то интересное?

— По нашим делам — нет — ответил он. — А так слухи ходят, что видели гравидийцев.

— А как те, кто видели, определили, что именно гравидийцы? — искренне удивился я.

Потому что, насколько я успел узнать, между жителями Гравиды и Мибии не было особой разницы ни во внешности, ни в языке, ни в манере одеваться. А в приграничном городе произношение наверняка было близким к соседям.

— Так понятно же, — вмешалась в разговор Хосефа, выставляющая перед нами тарелки. — При оружии те были, и видели их за городом.

— А почему они не могут принадлежать к какой-нибудь местной банде?

— Ой, дон Алехандро, вас извиняет только возраст, — ехидно сказала Хосефа. — Разве в Дахене своих не признали бы? А пришлых у нас угомонили бы быстро, по лесам им долго прятаться не удалось бы. Гравидийцы же зайдут ненадолго, сделают свои дела и опять уйдут к себе, поэтому на них особо внимания не обращают.

Из ее слов следовало, что своих бандитов в Дахене знали в лицо. Странные бандиты, о которых были в курсе все соседи. Но с таким алькальдом это неудивительно.

— А пограничники?

— Ой, дон Алехандро, да не будут они гравидийцев искать. Сделают вид, что это слухи и ничего не было. Ежели те шуметь не будут, так власти и не узнают, что чужаки у нас были.

— И часто здесь чужаки шарятся?

— Когда как. Обычно появляются, ежели кого сопроводить нужно на другую сторону из важных донов, скрывающихся от правосудия, потому что неважные сами проходят с нашими контрабандистами. Но сейчас в Дахене посторонних высокородных нет…

Она сделала такую загадочную физиономию, как будто мы с Серхио должны были догадаться сами, кто собирается на ту сторону. Причем Хосефа явно намекала на донну Сильвию, что делало намек несостоятельным: не поверю, что эта донна станет так рисковать и собой, и своей репутацией.

— Сеньор Франко говорил, что какой-то важный тип приезжает, — припомнил Серхио.

— Тогда наверняка его и ждут, — разочарованно заключила Хосефа.

— А зачем важному типу, о приезде которого наверняка знает вся Дахена, тайком перебираться через границу? — удивился я.

— Может, он с придурью? — предположила Хосефа. — У благородных донов это часто бывает. И главное — заразно это. Стоит благородным стать — и вся придурь расцветает пышным цветом.

— Какое тебе дело, Хандро, до придурочных донов? — проворчал Шарик. — Главное то, что гравидийцы точно не по нашу душу.

Глава 31

Утром на пробежке я убедился в том, что моя сигнализация работает. Причем в чародейском плане она вообще не была видна — слишком тонкими оказались нити. Когда я поделился своим наблюдением с Шариком, тот сразу опустил меня на землю, заявив, что есть чары, усиливающие чародейское зрение, и вот под ними моя сигнальная паутина будет сиять как праздничная иллюминация. Правда, потом он немного подсластил пилюлю, заявив, что чары эти знают немногие, а те, кто знают, ни в жизнь не польстятся на грабеж моей нищей башни.

Последнее было сомнительным