Обсидиановое зеркало - Кэтрин Фишер

Страстность, которая пробилась сквозь его обычную апатичность и безразличие, заставила Сару кивнуть.

Гидеон поставил ее на ноги:

– А теперь идем, пока ты не околела.

Шаг за шагом они входили в зиму. От колючего снега, который летел горизонтально земле, слезились глаза. Бешено ревела метель. Они пробирались через мертвый, высотой до плеч папоротник, перелезали через поваленные стволы древних вязов. Снег окрасил в белый цвет их волосы и губы. На них стремительно надвигалась белая стена. Сара сошла с тропинки и подвернула ногу. Вскрикнув, упала в сугроб.

Кто-то хрипло закричал у нее над головой.

На ветке, нахохлившись, сидел огромный скворец. Он наклонил голову и с любопытством смотрел на девушку глазами-бусинками.

Гидеон остановился.

– Он здесь. Ты иди, – прокричал он Саре на ухо. – И не забывай обо мне.

Сара поднялась и, ссутулившись, похромала дальше.

Где аббатство? Ледяной ветер проникал сквозь мокрую одежду. У Сары сбилось дыхание. В какой-то момент она начала сомневаться в том, что идет в правильном направлении. А вдруг Ши даже сейчас способны заманить ее обратно в это странное место, куда проникают углы домов из разных миров?

Утопая по колено в снегу, вышла из леса и оцепенела.

Уинтеркомбское аббатство превратилось в обледеневшие руины на заснеженной пустоши.

Она поняла, что вышла из леса в неправильное время, на столетия позже, чем надо, потому что все скаты крыши, все фронтоны были укрыты толстым слоем снега, а парадная дверь распахнута и заблокирована сугробом.

Все окна – темные, ни одна труба не дымит.

Может быть, они все умерли. Венн, Пирс, Джейк. Может, это ее личная зима – блеклый, лишенный всякой надежды мир Януса.

А потом она увидела пламя свечи, оно было похоже на крохотный блик в черном зрачке. Пламя свечи мерцало в окне Большой галереи, потом начало двигаться, как будто кто-то пронес свечу мимо окна. Там кто-то был.

Сара собралась с духом и начала пробиваться к парадному крыльцу. На заметенных снегом ступеньках отчетливо выделялись следы разной глубины.

Девушка вытерла лицо и глаза, откинула мокрые волосы и пробилась через снежный нанос в холл.

Там было темно. На ступенях – мокрые следы. Сара взялась за покрытые ледяной коркой перила и начала очень осторожно подниматься. На первой площадке остановилась.

Сверху из-под сводчатого потолка доносился тихий скрип и позвякивание. На нее посыпалась пыль. Это раскачивалась люстра, как будто ветер привел ее в движение.

Темно-красные шторы на площадке пошли рябью.

Сара обернулась, но на темной лестнице никого не было. Даже кошек.

Ее охватила паника; забыв об осторожности, она быстро побежала наверх. Надо было найти зеркало. И Венна. Сара ворвалась в галерею и чуть не налетела на репликанта.

Он с ногами сидел на стуле. И был так молод! Юный солдат, волосы в этот раз затянуты в хвост, тонкие губы змеятся в довольной улыбке.

Репликант встал и крепко обнял Сару, увернуться она не успела.

– Как же я рад тебя видеть, – сказал он.

Зеркало поместили в укрепленную зону. Ребекка с Маскелайном по приказу Уортона забаррикадировали дверь самой тяжелой мебелью, а потом вернулись в лабиринт. Уортон держал под прицелом ружья дверной проем. Стеклянный пистолет заткнул за пояс.

Когда Маскелайн спросил его, почему он так поступил, Уортон ответил:

– Потому что я тебе не доверяю.

Ребекка вскинула голову:

– Если это существо проникнет сюда…

– Он пришел за зеркалом. Мы ему не нужны.

Они сели. Говорить было не о чем.

Уортон тяжело вздохнул. Ребекка мельком взглянула на Маскелайна. В темноте был виден только его силуэт, но она знала, что он смотрит на зеркало.

Маскелайн быстро сообразил, что без электричества у него ничего не получится. Быть так близко к зеркалу и не иметь возможности что-то сделать – настоящие танталовы муки.

– Ты его чувствуешь? – поинтересовалась Ребекка.

– Я могу его слышать. – Маскелайн устремил взгляд в темноту. – Слышу, как оно поет. Единственная высокая нота, пробивается через все звуки. Она звучит издалека, как чей-то голос из глубины веков. Но я слышу его, Бекки.

– А я что-то так и не услышал, как вы познакомились, – буркнул Уортон.

Ребекка молчала, тогда Маскелайн предложил:

– Расскажи ему, если хочешь.

Уортон слышал, как девушка вздохнула.

– Даже не знаю. Это началось так давно. Когда я в первый раз его увидела, мне было шесть, может, семь лет. Он пришел ко мне во сне. Мужчина падал и падал из черного прямоугольника неба. Он что-то мне кричал, но я не могла разобрать, что именно. Рассказала о нем маме, а она посмеялась и объяснила, что это дурной сон.

Вскоре скорость его падения изменилась. Он падал, словно в замедленной съемке. Между снами мог пройти месяц, а он мог продвинуться всего на миллиметр. Но я привыкла. Перестала рассказывать об этом людям, потому что они думали, что я странная. А если ночью шел дождь, я не могла заснуть и волновалась, что он может промокнуть. – Ребекка улыбнулась. – А потом наступила ночь, когда он оказался в моей комнате. Я видела сквозь него, словно Маскелайн был привидением. Уселся на подоконнике и шепотом произнес: «Не бойся, я – друг». Больше его никто не видел. Когда мама пришла будить меня на следующее утро, она прошла прямо сквозь него.

– Это было изрядно затянувшееся появление, – согласился Маскелайн.

– Говорите проще, – раздраженно потребовал Уортон.

– Время растянулось, как резина. Я прошел через зеркало, но переход затянулся на несколько лет.

– Что? – ужаснулся Уортон. – А такое может случиться с Джейком?

– У Джейка есть браслет, у меня ничего не было. Мне повезло, что я остался в живых.

– Я тогда ни о чем таком не знала, – с улыбкой добавила Ребекка. – Он просто был моим тайным другом. Жил в нашем доме, но никто о нем не знал. Он то появлялся, то исчезал, его можно было увидеть в любом месте на ферме: в амбарах, на полях и выше по реке, там, где я любила играть. – Ребекка тихо рассмеялась в темноте. – Я его не боялась. Он мне нравился. Наполовину красивый, наполовину страшный. Словно вышел из моих книг. Он был похож на Рэдклифа и Рочестера, на всех этих байроновских героев. Был моей тенью, и я всегда ждала, когда снова его увижу.

– Для меня, – тихо сказал Маскелайн, – все ее детство уложилось в несколько хрупких моментов. Я то появлялся, то уходил. Когда мир возвращался, девочка, которая жила в том доме, была уже на месяц, на год старше. В одно мгновение это было лето, а в другое – осень. Я понимал, что происходит, но ничего не мог с этим поделать. Просто попал в западню.