Князь Взял Своё - Владимир Пламенев

около половины всех имевшихся у меня на тот момент сил, взорвался.

Вспышки не было. Только огромное марево чёрного пламени, с красными и зелёными отблесками, которое, казалось, пожирает небо и облака. В огне и дыме засверкали редкие зелёные молнии — остатки того, что «Сосуд» собирался обрушить на город.

А потом сверху пришла ударная волна.

Словно многотонный пресс обрушился на мою спину и плечи, неумолимо придавливая меня к земле. Световые крылья замерцали, не способные выровнять мой полёт.

В этом круговороте я видел, что у «Сосуда» дела не лучше. Он нёсся вниз с такой же скоростью как и я. Разве что пламя, которое пожирало его, теперь погасло.

Я влетел точно между колонн огромной арки, проделывая своим телом глубокие борозды в тротуарной плитке.

В глазах помутнело. Соображалось очень плохо, сказался мощный удар головой о землю. Да и не только головой — всем телом. Конечности сначала даже не слушались.

Было вообще удивительно, что я жив.

Если бы не Бафомётовая плоть и кровь, я бы уже превратился в расплющенный мясной блинчик.

Не без труда я поднял руку, смотря на пальцы. Вывернуты они были как-то странно, но это ничего, мелочь на пути к победе.

Я встал, сплёвывая попавшую в рот землю и мелкие камни. В целом, я был в порядке. Ноги, руки и, что самое главное, спина, сломаны не были. А значит можно жить и продолжать сражаться, несмотря на всё остальное.

Зато сверху, словно дар за мои усилия, на Петроград светило яркое золотистое солнце. Ни облачка.

Быстро вправив пальцы, я побежал к месту, куда падал «Сосуд». Крылья света уже не отзывались, так что я не мог упустить шанс победить противника на земле, если он ещё не пришёл в себя.

Пройдя через пару кварталов, я увидел обрушенный мост, а под ним — почерневшую воду канала, которая мелко пузырилась. Оттуда шёл сильный шлейф мефистовой маны.

Но не только её, рядом было что-то ещё…

Позади движение!

Я обернулся и наконечником «Уравнителя» отразил клинок, который летел мне в шею. Потом снова, и снова.

Прозвучал знакомый, полубезумный смех.

— Ха! Я должен был убедиться, что это ты, демон! — весело рассмеялся Паша Демидов, стоящий напротив меня с клинком, который я выбил из рук Михаила. — Обычный человек бы не отразил мои удары! Не с той силой и скоростью, которую я раскрыл в своём даре благодаря новому благословению!

Над его головой сияла белым светом магическая корона с двенадцатью зубцами. А со спины красовались шесть белоснежных крыльев. Магические огни на месте глаз сияли ещё ярче, чем раньше, что вкупе с улыбкой придавало ему безумное выражение лица.

Он был во всё той же одежде, но куда более потрёпанной. После взрыва, который произошёл после смерти его брата, он явно повозился в грязи.

— Ты жив, — сухо прокомментировал я.

— К твоему великому сожалению, — он посмотрел наверх. — И к исполнению великого замысла Хранителей! Сейчас ты — нечистый, исполнишь свой долг и спасёшь свой мир, искупая прегрешения свои и своего рода, а потом я отправлю тебя на вечный покой.

Надоел.

В мгновение ока я оказался рядом и уже потянулся, чтобы схватить его тощую шею своей израненной рукой, как… остановился.

Словно невидимая сила сдерживала меня, не давая дотянуться до ублюдка всего десяток сантиметров.

— Бой сильно истощил твои силы, правда? — он наклонил голову набок. — А я, наоборот, получил благословение. Теперь иди, шваль, работай. А я пока приму наследие у отца, до скорой встречи!

Та сила, что сдерживала меня, отбросила меня назад мощной волной.

Зазвенел металл, пробивший землю. Я вонзил «Уравнитель» в тротуар в самый последний момент удерживаясь от того, чтобы не рухнуть в ставшую уже совсем чёрной воду.

А сам Паша воспарил в воздух, не прекращая улыбаться как идиот. И, как истинный идиот, повернулся к своему врагу спиной.

— Стоять, ублюдок, мы с тобой ещё не закончили! — крикнул я ему «Голосом Власти». — Какого чёрта ты напал на меня?!

Он застыл на месте, а потом обернулся в половину оборота. — Маленькая слабость, — он скривился. — Я хотел бы прирезать тебя здесь и сейчас. Но, увы, Хранители поведали, что ты ещё кое-что сделаешь. Вот и решил проверить, получится ли. Но нет, не вышло. Так что вперёд — оправдывай своё жалкое существование.

Проверка, значит?

Метнённый «Уравнитель» прошёл сквозь его защитное маны, игнорируя любое сопротивление. Он с чавкающим звуком пробил грудь ублюдка.

Паша с округлившимися глазами посмотрел на свою грудь, из которой хлынула кровь, которая не спешила затягиваться, как раны его отца.

— Вот и всё твоё благословение, ублюдок, — сплюнул я.

А Паша смотрел на свои окровавленные ладони, потом на меня. — Это невозможно… я должен был стать императором, — его корона из света замерцала, а затем стала стремительно таять, как льдина в горниле печи.

— «Хранители» тебе лгали. Никто не способен видеть будущее, даже боги. Точнее, — я хмыкнул, — они могут видеть варианты. Но то, какой из них произойдёт, всегда выбираем мы — люди. Знай это, хотя бы перед смертью.

Его крылья растворились вслед за короной и Паша рухнул вниз, как мешок с овощами. Огоньки вместо глаз постепенно затухали.

— Я поплатился… — он коснулся пальцами своего лица, — за своё неверие… за свою гордыню. Зря я поднял руку на того, кто ещё не исполнил предначертания. Глупец.

И замолк навсегда.

«Уравнитель» вернулся в мою руку.

Смерть этого балбеса не была обязательна, тем более, что даже от него мог бы впоследствии получиться толк.

Но его намерения были мне понятны уже давно. А значит, не имело смысла оттягивать. Потому что вечное заключение в застенках или «золотой клетке» ничуть не лучше кончины здесь и сейчас.

А позади вверх поднялся столб тёмной энергии. Пора было заканчивать с угрозами для этого города, Империи, и всего мира.

Кое в чём Паша был прав. Я знатно растерял в энергии, а значит сейчас придётся использовать всё, что у меня оставалось и выложиться на полную.

Я встал на краю канала, у заборчика, в ожидании «Сосуда».

Тьма, поднявшаяся из воды, словно лифт, поднимала оттуда деформированное его деформированное тело. Ему повезло куда меньше чем мне: одна нога вывернута коленом назад, руки сломаны в нескольких местах, а голова лишилась большей части глаз и смотрела не вперёд, а вбок.

Будь на его месте человек,