Безупречная жена - Стефани Лоуренс

Филипп, сощурившись, посмотрел ей вслед. С каждым ее шагом его лицо мрачнело все больше. Когда она скрылась из вида, Карринг вопросительно кашлянул.

– Сегодня ничего не прикажете подавать в библиотеку, милорд?

Филипп с каменным лицом отрезал:

– Вы отлично знаете, что я сам способен налить себе бренди. Можете запирать дом.

И он вошел в библиотеку, плотно закрыв за собой дверь.

Поднявшись наверх, Антония сообразила, что придется звонить Нелл, которая уже давно привыкла, что ее хозяйка постоянно задерживается в библиотеке. Она с трудом дождалась прихода Нелл, безропотно приняла помощь горничной, объяснив отступление от правил первыми словами, пришедшими ей в голову:

– Я чувствую себя совсем выжатой. Мне нужно как следует выспаться.

Расстегивая барышне платье, Нелл пытливо взглянула на нее:

– Вы точно не хотите, чтобы я натолкла вам цинка? Или, может, принести тарелочку свиного студня? Одна его чайная ложка чудесно возвращает силы.

Силы Антонии сейчас были бы очень даже кстати.

– Нет, благодарю. – Антония отвечала натянуто, прилагая все усилия, чтобы сдержать обиду и горечь. – Помоги мне только переодеться в ночную рубашку, а волосы я расчешу сама.

Бормоча о пользе свиного студня, Нелл наконец ушла. Оставшись в одиночестве, Антония прерывисто вдохнула, взяла в руки щетку и без сил опустилась на стул у трюмо. Словно во сне, она принялась расчесывать густые пряди, рассеянно глядя на свое отражение в зеркале. Стоявший справа подсвечник ярко освещал лицо, и она, горько вглядевшись в него, потянулась к щипцам, чтобы погасить свечи. Только когда в комнате, освещаемой одной-единственной свечой у изголовья кровати, заклубились мрачные тени, она снова отважилась взглянуть в зеркало.

Но ей вовсе не обязательно было видеть боль в своих глазах, чтобы почувствовать боль в сердце, в которой только она сама и была виновата.

Она позволила сердцу управлять рассудком, позволила любви уверить себя в том, что чудеса случаются. А ведь мама предупреждала – она и сама себя предупреждала, – да не послушалась. Прельстившись любовью, она полагала, что надежно ограждена от боли. И вот сегодня уверилась в обратном.

Рамки, в которых она удерживала чувства, вдруг треснули, ее словно накрыло взрывной волной, как в библиотеке в доме леди Кастерс, когда из-за портьеры она увидела, как Филипп отвечает на заигрывания искушенной совратительницы. Снова у нее закружилась голова, тупая боль заполнила все тело, сердце сжало клещами. Душа, лишенная надежды, погрузилась во мрак.

Антония, бессмысленно глядя в зеркало, положила щетку на столик. Она всегда была сильной, всегда умела справиться с болью. И с этой она тоже справится и не заплачет — ведь не плакала же она, когда мама продала ее любимую лошадь, последний отцовский подарок! Антония медленно распрямила плечи и сурово посмотрела на свое отражение.

Только она виновата в своих теперешних страданиях. Филипп никогда не говорил, что любит ее, – и нет у нее причины его упрекать. Она по глупости вообразила себе что-то такое. Все чувства и неосознанные надежды были попросту неуместны. И она безжалостно связала их в узел и похоронила поглубже. Весь следующий час она повторяла правила, по которым следовало играть роль жены Филиппа, черпая неожиданную поддержку в четких сухих формулировках. Только вновь обретя целеустремленность, она позволила себе отвлечься на другие дела.

Остаток ночи прошел в бесплодных стараниях перестать убиваться по несбывшейся мечте – и в тщетных попытках собрать осколки разбитого сердца.

– Прикажете что-нибудь принести, милорд?

Филипп поднял голову от письменного стола. В открытых дверях стоял Карринг.

Филипп нахмурился:

– Нет. Не сейчас.

Карринг поклонился, попятился и взялся за ручку, чтобы затворить за собой двери.

– Дверь можете не закрывать.

– Конечно, милорд, – повторно поклонился Карринг.

Едва сдержавшись, чтобы не зарычать, Филипп снова сосредоточился на газете. Бледные лучи полуденного солнца изредка прорывались сквозь облака и освещали газетные страницы.

Но не одна только погода внезапно закапризничала.

Антония так и не дала ему шанса объясниться, как-то исправить ситуацию. Он, Филипп, безоговорочно верил ей, а она, выходит, совсем ему не доверяла. Это правда, что он заработал себе определенную репутацию, которую, если уж на то пошло, он и не скрывал от нее, но ведь они были давние друзья. По его мнению, тут все предельно ясно – Антонии следовало бы знать его лучше. А не доверять так слепо едва увиденному или услышанному.

Филипп поморщился и теперь бессмысленно водил глазами по напечатанным строчкам.

Со стороны дверей раздался слабый скрип. Он мгновенно вскочил со стула и вышел. Когда Антония спускалась по последнему лестничному пролету, он уже поджидал ее:

– Доброе утро, дорогая. Мне не хватало вас за завтраком. – Но окончание тщательно отрепетированной речи: «Надеюсь, вы хорошо выспались?», за которым должна была последовать просьба уделить ему пару минут, вылетело из его головы в тот же миг, как он увидел ее лицо.

Антония помедлила, взявшись одной рукой за перила, и явно избегала смотреть ему в глаза.

– Боюсь, что… – Глубоко вздохнув, она подняла наконец голову. – Я проспала. – Дрожь пробирала ее до костей, но, если уж она решила стать безупречной удобной женой, приходилось вести себя соответственно новому статусу даже в такие моменты.

Она натянуто, но с достоинством продолжила спуск. Сзади слышалась тяжелая поступь Нелл. Антония вызывающе вскинула голову. Нелл с помощью огуречного лосьона и датской примочки сумела устранить наиболее заметные следы бессонницы. Только на последней ступеньке она удостоила будущего супруга взглядом.

– Полагаю, вы хорошо чувствуете себя, милорд?

– Сносно, – ответил он коротко и добавил после небольшой заминки: – Хотел бы знать, моя дорогая, не уделите ли вы мне несколько минут?

Удивленная не столько просьбой, сколько непривычно мягким тоном, Антония заморгала. Сама того не желая, подняла на него взгляд. Его обеспокоенное выражение заставило ее снова отвернуться.

– Я шла в малую гостиную, чтобы написать письма. К сожалению, должна признаться, что непростительно запустила свою переписку, а еще многим дамам в Йоркшире нужно отправить благодарственные письма.

Как ни уговаривала себя Антония сохранять хладнокровие, остаться наедине с ним было бы слишком тяжело. Она уперлась взглядом ему в галстук.

– Я непростительно долго откладывала и теперь хочу закончить с письмами до двух, чтобы Карринг успел их отправить.

– Карринг, – произнес Филипп, зная, что дворецкий держится где-то поблизости, – может положить их мне на стол, и я их франкирую.