Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

meglio. – Рак ушел. Мне намного лучше, – сказал он в наиболее реальном и честном разговоре из всех, которые были у него с родителями в течение предыдущих месяцев.

Я слышала, как дрожит его голос, пока он отвечал на шквал вопросов своих отца и матери, которые находились у телефона вдвоем. Его мать произносила «Розарио, Розарио!» с такой жалостью в голосе, что я даже испугалась и почувствовала, как меня затошнило. Меня снова одолели сомнения. Я сразу же поняла, почему именно он выжидал момент, чтобы им сказать. Невозможно было бы преодолеть все прошедшие месяцы, дополнительно взвалив на себя ответственность за то, чтобы успокаивать их отчаяние.

Саро расплакался, повесив трубку. Я оставила его в одиночестве. Мы научились чему-то новому в нашем супружестве – когда оставлять друг друга в одиночестве, чтобы предоставить больше пространства другому, и когда становиться ближе друг к другу. Прошло пять месяцев его ежедневного пребывания дома, без работы, с моей заботой обо всех аспектах его нужд и потребностей параллельно с ведением домашнего хозяйства. Мы находились рядом 24 часа 7 дней в неделю, в окопах. Мы сформировали новую линию взаимодействия, которая включала в себя также его возможность плакать в одиночестве.

Через день после того, как он сообщил новости своим родителям, позвонила Франка, чтобы сказать, что родители приедут в Лос-Анджелес, чтобы навестить Саро на Рождество. Она забронировала им билеты по их просьбе. Сказала, что билеты выйдут самыми дешевыми, если они останутся здесь на месяц. Никто не обсудил это с нами. Выглядело так, что мать, пропустившая свадьбу своего сына, не упустит возможности находиться рядом, когда у него рак. Мысль о том, что я проживу месяц рядом со своими свекром и свекровью в Лос-Анджелесе, заставила меня похолодеть. Когда я попыталась сказать Саро, что это может оказаться слишком длительным, слишком тяжелым и напряженным, он ответил:

– Темби, позволь им сделать это. Они хотят помочь. Я не знаю, правильно ли это для нас, но мы ничего не можем сделать в этой ситуации. – Лежа в постели, он перевернулся на другую сторону, лицом к окну. – К тому же я не знаю, когда снова смогу их увидеть.

Его родители были на борту самолета две недели спустя. С момента нашей первой встречи пять лет назад я едва ли виделась с ними раз в год, очень непродолжительное время. Мы взаимодействовали таким же образом, каким обычно взаимодействуют дальние родственники на принятых в таких случаях встречах: обмен любезностями и объятиями, улыбки друг другу в течение дня и совместные приемы пищи без малейшего намека на душевность. Я приняла то, что никогда не смогу сблизиться с его родителями. Даже элементарно присутствовать в жизни друг друга было достаточно большим препятствием, чтобы преодолеть его за всю жизнь. Я никогда не могла себе представить, что они приедут в Лос-Анджелес, посмотрят лично на то, как мы живем. Рак все изменил.

Утром в день их прибытия я подготавливала дом, пока Саро отдыхал, все еще слишком больной, чтобы делать многое. Но не слишком больной, чтобы скрывать свою тревогу или держаться в стороне от указывания мне, что именно должно быть сделано.

– Ты была в магазине? – прокричал он мне со своего места отдыха – нашей кровати, окруженной книгами и двумя выпусками «la Repubblica», его итальянской газеты, которые занимали его.

– Да, – ответила я из комнаты для гостей, находившейся через весь коридор, где я заправляла постель и развешивала для них свежие полотенца.

– Ты купила утюг?

– Что? Утюг? Зачем? Я не глажу вещи, – сказала я, направляясь к двери в нашу спальню, чтобы убедиться, что правильно его услышала, и взглянуть на мужа, который считал, что нашему дому неожиданно срочно потребовался утюг.

– Да, утюг. Моей матери нужно будет гладить.

– Серьезно, Саро, ты хочешь, чтобы я пошла и купила утюг в дополнение ко всему прочему? Серьезно?

– Темби, ей понадобится что-то делать в доме. Она не умеет водить машину, она не знает английского, поэтому не сможет смотреть телевизор. Она захочет делать какую-то работу по дому, чтобы как-то провести время. Она захочет гладить.

Да ради бога, подумала я.

– Ладно, Саро, после того как я закончу убирать и заберу твои рецепты на противорвотные лекарства, я поеду мимо магазина с бытовой техникой, чтобы купить утюг. Это должен быть утюг какой-то определенной марки? – спросила я, проявив свое недовольство во всей красе.

– Не будь такой. Ты же знаешь, что я сделал бы это, если бы мог. Но я не могу даже выбраться из этой чертовой кровати без твоей помощи. Я всего лишь хочу, чтобы все прошло как можно проще. О них придется позаботиться. Я хочу, чтобы это время прошло гладко.

Я понимала, что он прав, и тоже желала ему спокойствия и легкости. Он заслуживал этого. Он заслужил время со своими родителями, потому что его жизнь висела на волоске.

Мы забрали их в Международном аэропорту Лос-Анджелеса. Мать Саро здоровалась с ним со слезами, отец поцеловал его в обе щеки. Они видели своего сына в первый раз после химиотерапии и хирургической операции. Перемены в его внешнем виде их потрясли.

Когда мы ехали через Вест-Сайд, мимо центра города, в Голливуд к нашему дому, они разглядывали огни города, нескончаемые потоки машин, различные архитектурные стили и повсеместно распространенные билборды с изображением кумира Лос-Анджелеса – Анджелины. Городской пейзаж был огромен. Мама Саро на заднем сиденье прижимала к себе свою сумочку.

– Ma dov’e il centro? – Но где же центр? – спросил отец Саро, выглядывая в пассажирское окно.

– Здесь нет такого, – ответила я на итальянском. – Это децентрализованный американский город. – Я не знала, знаком ли он с тем, что это значит, какую-то часть меня это не волновало.

– Здесь много маленьких районов, соседствующих друг с другом, – сказал Саро на диалекте, с легкостью сгладив мою грубость.

Я услышала, как вздохнула на заднем сиденье мама Саро. Она была заметно расстроена. Это все было для нее невероятно новым: путешествие, город, обстоятельства. Ее тревога за Саро была колоссальной.

Через сорок пять минут мы подъехали к нашему дому. Я повернулась к Саро:

– Покажи им дорогу.

Затем я осталась сидеть в машине одна. Мне требовалось время, чтобы осмыслить все происходящее. В тишине автомобиля на меня накатили слезы. Я плакала из-за того, что была перегружена и измучена тем, что от меня требовала делать эта жизнь. Тем, что любовь требовала от меня большего, чем я была способна выдержать. Провести месяц с родителями супруга тогда, когда наши с Саро отношения