Та самая Татьяна - Анна и Сергей Литвиновы

И вот, представь, однажды – дело было Рождественским постом – стало быть, еще в декабре 1820 года – незнакомый, чужой мальчик передал моей горничной письмо для меня. Депеша оказалась от господина, мне не известного. Его имя мне ничего не говорило, однако содержание чрезвычайно захватило. Письмо я, по совету автора, сожгла – однако до сих пор помню его слово в слово.

Милостивая государыня Ольга Дмитриевна, – говорилось в нем. – Мне стало известно, что вы собираетесь связать свою судьбу с судьбой вашего соседа, о-ского помещика, дворянина Владимира Ленского. Волею случая мне стали известны некоторые подробности его жизни, о которых он, в общении с вами, предпочитает умалчивать. При нашей личной встрече я смог бы рассказать их вам. Мне не надобны никакие от вас награды – за исключением сознания, что я смог пресечь неправедное поведение означенного помещика. Сами назначьте место и время нашей встречи – мой человек будет ждать письма от вашей милости у раздвоенной сосны завтра в полдень.

Тогда, дорогая сестрица, депеша весьма заинтриговала меня. Весть о том, что в моем женихе, столь же скучном, сколь и беспорочном, может таиться тайный изъян, была для меня ошеломительной и, чего уж греха таить, обнадеживающей. Я непременно хотела встретиться с автором корреспонденции.

Для маменьки я придумала легенду, что хочу поехать в о-скую церковь к ранней обедне непременно одна, а после посмотреть выкройки свадебных платьев у модистки. С кучером и своей девушкой я договорилась, они меня маменьке обещали не выдать. Итак, на опушке небольшой сосновой рощи – там же, где летом проходили наши свидания с Гришенькой и где мы с ним единственный раз встретились той зимой – мы съехались с господином, что вызвался стать моим конфидентом. Он оказался человеком немолодым, почти уже старым – лет сорока с лишним. Его я раньше никогда в наших краях не видывала. По всем своим манерам выглядел он господином столичным, привыкшим жить роскошно, на широкую ногу. Шинель с бобровым воротником была от лучшего портного, на мизинце сиял многокаратный бриллиант. Собеседником он оказался чрезвычайно светским, предупредительным и бонтонным. Звали его Иваном Борисовичем.

Он принес извинения за то, что столь неподобающим для меня образом устроил наше свидание, и объяснил, что это вызвано токмо моими обстоятельствами. Затем он начал расспрашивать меня о Ленском и нашем с ним грядущем браке. Благовоспитанная и участливая его манера была такова, что я рассказала ему больше, чем намеревалась, – больше, чем диктуют обычно приличия. Я полагаю, он понял: несмотря на то что я была в ту пору обручена с Ленским, я не люблю его и мечтаю, чтобы будущий мой брак расстроился. Однако, сколь простодушной я ни выглядела в общении с ним, я все ж ни словом не обмолвилась о моем Григории и нашей с ним любви.

Однако конфидент мой оказался дьявольски проницателен.

Дьявольски! Я не случайно употребила это слово, сестра! Не так уж много тогда я сказала ему – но он словно видел меня насквозь: мою жизнь, идеи, чувствования. Притом, откуда он мог знать меня? Та наша встреча оказалась единственной – первой и последней. Но он сразу приобрел надо мной власть – каковую обеспечивает только знание потаенных уголков души другого человека.

Для примера я приведу тебе окончание того нашего разговора на опушке хладной рощи.

– Что бы сказали вы, Ольга Дмитриевна, – начал он с обольстительной улыбкой, – если б узнали, что ваш Владимир Ленский изменяет вам?

– Этого не может быть! Он любит меня.

– И тем не менее: какова была бы ваша реакция?

– Глупый вопрос! – рассердилась я. – Это так же невозможно, как если бы небо упало на землю!

– И тем не менее. Я точно знаю. У Ленского есть, кроме вас, сердечная привязанность.

– Кто же это? – воскликнула я с надменной усмешкой. Я по-прежнему не верила ему.

– Обитательница его девичьей. Ее зовут Мария. Дочь Евстафия, управителя красногорского.

– Дворовая девка?! Этого быть не может!

– А вы спросите у господина Ленского сами, – сказал он с обольстительной улыбкой. – Посмотрите, что он вам ответит.

– А если б даже и так?! – воскликнула я в сердцах. – Что вам за дело?! И потом: это всего лишь дворовая!

– Но ведь вам же больно, – проницательно заметил он. – И потом: терпеть подобные унижения от супруга, которого любишь, – одно. Ты знаешь, за что страдаешь. Но от нелюбимого – избави Бог!

– Ах, с чего вы взяли, что я не люблю Ленского?!

– А это видно, моя дорогая. Люди вокруг видят о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами можем представить. Видят и судачат, и знают. Вот и мне очевидно, что вы будете страдать и рваться, если выйдете за человека, с которым вы оплошно обручились. Я знаю, вы любите другого…

– Откуда?! – воскликнула я. – Он вам сказал? Вас прислал он? Григорий?

– Видите, как вы легко выдаете сами себя, – улыбнулся он. – Значит, я прав – у вас есть возлюбленный, и его зовут совсем не Владимир, но Григорий. А как же вы думаете поступить с Ленским? Неужто вы покорно, словно овца, пройдете тем ужасным путем, что прошла ваша маменька – а теперь приуготовила вам? Выйдете за нелюбимого?

– Но что могу я сделать?! – почти простонала я. Несмотря на странную и даже пугающую осведомленность господина, он отчего-то вызывал во мне доверие.

– Вам надо господина Ленского устранить, – сардонически улыбнулся незнакомец. В тот момент он показался мне Мефистофелем.

– Устранить?! – Я была ошеломлена. – О чем вы говорите?

– Ну, представьте: когда бы он вдруг однажды вовсе исчез, насколько бы всем сразу стало лучше.

– Исчез?! Что вы имеете в виду?

– Ну, допустим, умер. Или был бы арестован. Сослан. Или отправился в длительное путешествие в Европу.

– Но как я могу желать этого? Ведь он мой жених!

– Желать не можете, – ответствовал он с любезной улыбкой, а заключил парадоксом: – А сделать – вполне.

– Что вы имеете в виду? – повторила я, совершенно обескураженная и чувствуя себя вдруг ослабевшей.

– К примеру, – приятно улыбнулся мой собеседник, – представим себе ситуацию, что вашего жениха вызвали на поединок. И тут возможны два исхода: либо его убьют (что лично вам, безусловно, будет только на руку)…

– Что вы такое говорите… – прошептала я.

А он будто бы не заметил моих возражений и продолжал:

– …либо Ленского арестуют за дуэль, а впоследствии за нее сошлют. Данный исход для вас, конечно, хуже, чем его гибель, – но тоже порождает определенные надежды.

– Вы хотите сказать, что мой Григорий должен вызвать Владимира?

– Ну, почему же именно Григорий! Бретеров и забияк нынче много. Да и у самого вашего жениха кровь – как у всякого поэта – должна быть горяча. Такие часто взрываются ревностью и другими сильными чувствованиями – и, соответственно, нарываются на неприятности. А стреляет Владимир, должно быть, худо – что взять с выпускника Геттингенского университета!.. Подумайте над этим.