Японский ковчег - Игорь Курай

– Это ведь та самая присяга, которую принимал папа? – тихо спросила она.

– Та самая, – просто ответила Тамара.

– Ну да. И все те, кто был с ним тогда… Мне кажется, я уже запомнила, могу повторить наизусть.

– Не торопись, доченька, – повторишь, когда придет время, – с какой-то чрезмерной серьезностью ответила мать. – Еще послужишь России. А пока надо учиться, работать, жить! Твой папа так порадовался бы глядя на тебя сейчас…

С тех пор прошло десять лет, но разговор с генералом Гребневым в кафе Дзанетти не стал для Нины неожиданностью. Она была готова. Ее будничные задания сводились к сбору информации о настроениях японской политической элиты. Благодаря уму, воспитанию, престижной работе в гуще событий и, конечно, неотразимой внешности она отлично справлялась со своей миссией, ради которой нередко приходилось идти на компромиссы и нарушать многие моральные заповеди. Нина смирилась и терпела, зная что в амплуа коварной обольстительницы ее некем заменить. Иногда ей даже нравилось играть роль светской львицы, напропалую флиртуя с министрами и финансовыми магнатами, но мечтала она о другом. Ждала рискованной операции, когда дочь окажется достойна памяти своего отца. И сейчас, готовясь выполнить свой долг перед далекой Россией, она решила повидаться с матерью и отчимом.

Припарковав серую Тойоту-Приус на гостевой стоянке у скромного двухэтажного особняка возле станции метро Сироганэ-дай, Нина набрала код на калитке и прошла в большой ухоженный сад. Среди мшистых валунов под сенью причудливо изогнутых сосен бежал искусственный ручеек. Деревце сливы и молодой бамбук тянулись друг к другу через поток. К просторной внешней веранде вела дорожка, мощеная неровными каменными плитами. Мамы не было видно во дворе, где она так любила ухаживать за цветами и выстригать замысловатые фигурные композиции из кустов вечнозеленого лавра. Не оказалось ее и в гостиной на первом этаже, и в спальне.

Когда Нина заглянула к отчиму в кабинет, Тэрухиро оторвался от книги и широко улыбнулся:

– А, Нэко-тян, наша Кошечка! Давненько ты к нам не заезжала. Маму придется подождать, она только что ушла по делам. Нужно оформить кое-какие документы. Ну садись, рассказывай, как ты. Что новенького в международном культурном сотрудничестве? Я, как видишь по случаю субботы расслабляюсь. В кои веки решил почитать классику – так сказать, приобщиться к корням.

– И что же вы читаете, отец? – спросила Нина, опускаясь в мягкое кресло напротив.

– Хайку Танэда Сантока. Знаешь такое имя?

– Знаю. Я не очень-то люблю хайку Нового времени, но Сантока – совершенно необыкновенный поэт:

– Молодец! Мне кажется, твои ровесники давно уже серьезной лирики не читают… А ведь Сантока – последний дзэнский странник, блаженный пьяница, неприкаянный гений. Бродяга Дхармы, как сказал бы в наше время Джек Керуак. Для него жизнь и смерть едины в потоке времени без начала и без конца. Нет ни прошлого, ни будущего, есть лишь мгновение вечности – здесь и сейчас.

– Я недели две назад была на выставке свитков с поэзией Сантока в Бункамура, в Сибуе.

Потрясающая каллиграфия!

– О да! Каллиграф он непревзойденный. В оригинале, на свитке, эффект от его хайку удваивается. Выставка уже закрылась?

– Да, в прошлое воскресенье. Я не знала, что вы интересуетесь такой… экзистенциальной лирикой, а то бы сказала, конечно.

– Видишь ли, дочка, работа во главе компании Исии-моторз оставляет слишком мало свободного времени, и заполнить его я стараюсь вещами, необходимыми для ума и сердца. Любимых занятий, как тебе известно, у меня три: скрипка, поэзия хайку и беседы с твоей мамой. Мы так славно говорим с ней обо всем! Скажу тебе честно: я очень счастлив, что встретил в жизни такую женщину. И очень горжусь тем, что у нас такая замечательная дочь. Твой родной отец, если бы он был жив, тоже, конечно, гордился бы тобой.

– Спасибо, но почему вы… так настроены сегодня? – осторожно поинтересовалась Нина.

Поведение отчима показалось ей очень странным. Тэрухиро Исии вовсе не был склонен к сентиментальности. При всей своей доброте и отзывчивости, он был по складу человеком весьма рациональным и всегда считал неуместным заводить речь о собственных эмоциях. С друзьями и близкими держался приветливо, но подчеркнуто вежливо, корректно, стараясь сохранять некоторую дистанцию. Избегал любых душещипательных бесед, переводя разговор на другую тему. Даже на скрипке играл в основном для себя, когда никого не было вокруг. И вдруг подобные откровения. Отчима словно подменили.

– Знаешь, дочка, – медленно подбирая слова, сказал Тэрухиро, – просто я сегодня впервые понял, как недалеко наша жизнь отстоит от смерти. Вот так живешь изо дня в день, работаешь, что-то строишь, расширяешь, обновляешь, о чем-то вечно тревожишься, а завтра тебя не станет – и все твои вчерашние заботы гроша ломаного не будут стоить. Останутся только старые, никому не нужные фотографии в альбоме да какие-то случайные записки в компьютере.

– Откуда такие мысли, отец? – покачала головой Нина. – Вы еще в самом расцвете сил. Разве шестьдесят лет в Японии означают старость? Это же вторая молодость. У вас есть ваша работа, дело вашей жизни, есть любимая жена, дочь. Ведь мы обе тоже вас очень любим. Что с вами происходит? Я никогда вас таким не видела. Может быть, вы больны? Какой-то скверный диагноз?

– Нет, Нэко-тян, нет, я здоров. Видишь ли, сегодня я разговаривал по телефону с нашим горным отшельником. Он в свои девяносто два тоже недурно себя чувствует. Каждый вечер по два часа гуляет у себя в Каруидзаве. Мой предок, в отличие от меня самого, всегда прислушивался к голосу сердца… Так вот, он мне сказал, что собирается уйти из жизни. В ближайшее время. После телевизионного обращения премьера он ни минуты не колебался и сразу же внес свое имя в реестр на сайте Yamato.com. Сайт, кстати, открыт для обозрения. Он был третьим в списке и очень этим гордится. Старый идеалист! Пригласил меня на похороны. Сказал, что все распоряжения сделает сам: разберется с бумагами, свяжется с бюро ритуальных услуг, выберет храм для поминальной службы, закажет камень на могилу. Когда все будет готово, даст нам знать, чтобы мы приехали в Каруидзаву забрать тело для кремации и получить у нотариуса завещание. Он не хочет ждать до последнего момента, чтобы избежать суеты и нервозности. Предпочитает покончить счеты с жизнью без излишней волокиты. Просил не приезжать заранее с ним прощаться: долгие проводы – лишние слезы.

– Это и вправду ужасно, отец, – мягко сказала Нина. – Но все-таки дедушке уже девяносто два. Вероятно, учитывая обстоятельства, он сделал единственно правильный выбор.

– Да, безусловно, – согласился Тэрухиро. – Я его понимаю. Но терять близкого человека тяжело при любых обстоятельствах. Впрочем, он подал мне хороший пример. Я ведь тоже не вписываюсь в возрастную категорию, которой обеспечен прием в бункер. Вероятно, мобилизовав связи в правительстве, можно было бы выпросить себе место, но я этого делать не собираюсь. И мое имя тоже уже есть в списке на Yamato.com.