Техник–ас - Евгений Владимирович Панов

Гостинцы пришлись всем по вкусу. Колбаса, солёное сало, несколько банок тушёнки и несколько плиток шоколада. На самом дне обнаружилась фляжка с приятно булькнувшим содержимым. Фляжку сразу припрятали. Вечерком можно будет пустить её по кругу, благо закуска есть. Не забыли в гостинцы положить и кисет с отличным табачком и несколько пачек с папиросами. Явно работа Кузьмича. Чувствуется его хозяйственная рука. Знает, что я не курю, но так же знает, что в госпиталях с куревом плоховато, вот и сделал подарок всем болезным.

Плитка шоколада в подарок дежурной медсестре позволила нам спокойно посидеть после отбоя. Во фляжке оказался превосходный коньяк. Говорите, что закусывать коньяк салом и колбасой это моветон? Да ничего подобного. Всё пошло как родное. Засыпали все довольные и умиротворённые.

Провалялся в госпитале я в общей сложности три месяца. За это время моё инкогнито было раскрыто. Однажды утром на пороге палаты появился Данилин.

— Собирайся, поехали. С тобой хотят поговорить. Врачи разрешили ненадолго отлучиться из госпиталя.

— Вот прям так ехать? — я рукой показал на больничную пижаму. К тому времени я уже ходил вполне нормально, лёгкое почти не болело, но вот шея упорно не хотела нормально поворачиваться. Хорошо хоть бандаж с неё сняли, а то надоела эта жутко неудобная штуковина просто дико. А вообще мне неимоверно повезло, что осколок всего лишь впился в позвонок, но не разбил его.

— Обижаешь, командир, — он махнул кому-то за дверью рукой и в палату занесли новенькую форму со всеми моими наградами. Надо было видеть лица и отпавшие челюсти моих сопалатников, когда я переоделся и повернулся к ним, так сказать, фасадом. Это то, что называется полнейшее охренение.

— Вспомнил! — Калужный хлопнул себя по лбу ладонью, — Писарь говоришь? И сколько сбитых у этого писаря?

— Ровно сотня, Коль.

— А что ты нам здесь цирк устраивал и штабным назвался?

— Да вначале вроде как шутка была, а потом как-то случая не было, — я виновато пожал плечами, — Вы уж извините меня, мужики.

Отвезли меня в хорошо знакомое любому здание на Лубянке или, как она сейчас называется, площадь Дзержинского. Пройдя несколько постов мы остановились у двери приёмной. Данилин молча кивнул мне на дверь, а сам сделал пол шага назад. Понятно, дальше идти одному.

Берия на меня особого впечатления не произвёл, хотя взгляд у него да, колючий. А так, если не знать кто он такой, то его можно было бы принять за обыкновенного чиновника. Хотя, пожалуй, в стране нет такого человека, который не знал бы в лицо или по фото в газетах, этого человека.

— Проходите, товарищ майор, присаживайтесь, — Берия кивком показал на стулья, стоящие вдоль большого стола для совещаний, — Мне доложили, что вы ещё не совсем отошли от ранения. Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, товарищ нарком внутренних дел, уже лучше.

— Вот и хорошо, — лёгкий акцент в его голосе всё же чувствовался, — И давайте без официоза. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Мне так привычнее. К тому же вы не мой подчинённый, так что субординация при этом не пострадает, — Берия придвинул к себе лежащую чуть сбоку папку и открыл её, — Мне передали ваши предложения по самолёту дальнего радиолокационного обнаружения. Я посоветовался со специалистами и они в один голос утверждают, что судя по описанию и тактике применения, такой самолёт уже где-то кем-то построен и применяется в реальных боях. Мы склонны были думать, что вы подсмотрели такой у англичан, когда были в Англии в командировке. Однако разведка не подвердила наличия такого самолёта в Королевских ВВС. Так откуда это, товарищ Копьёв? — Берия выразительно прихлопнул ладонью по папке.

— Такого самолёта у англичан нет, — начал я свою речь, — Во всяком случае я ничего подобного не видел. Идея же использовать тяжёлый бомбардировщик в качестве летающего радара пришла мне после беседы с командиром прикомандированного нам на Ленинградском фронте расчёта станции РУС-2с. Он как-то обмолвился, что если его машины поднять в воздух на воздушном шаре, то зона обнаружения существенно увеличилась бы. Вот тогда я и подумал, а что если использовать не воздушный шар, а подходящий самолёт. Так и родилась идея.

— Почему именно этот самолёт?

— Грузоподъёмность, Лаврентий Павлович и большой запас топлива, позволяющий находиться в воздухе продолжительное время. Плюс возможность создать нормальные рабочие условия для расчёта РЛС и пункта управления.

— Вы так хорошо знаете характеристики предлагаемого вами бомбардировщика? По моим данным вы никогда не встречались с такими машинами, — взгляд наркома стал подобен рентгену.

— Со мной в одной палате лежит майор Калужный, командир экипажа Пе-8. Вот с ним я и консультировался, — пусть идут проверят. Я действительно обсуждал с Николаем возможность использования тяжёлого бомбардировщика в качестве летающего командного пункта, правда без подробностей вроде установки на него радара.

— Ну, допустим, — Берия чуть заметно прищурился за стёклами пенсне, — Но вот здесь есть подробно проработанная тактика применения. Специалисты сказали мне, что разработать такое мог только человек, имеющий как минимум военное академическое образование. Да и предложенные вами схемы подразумевают высшее инженерное образование. Как вы это объясните?

— Никак, Лаврентий Павлович, — я пожал плечами. — Я просто всё хорошо детально обдумал.

— Возможно вы и впрямь уникум, майор, — Берия снял пенсне и потёр пальцами переносицу, — Думаю вам надо встретиться со специалистами, которые работают над вашими предложениями. Вас проводят, Илья Андреевич, — нарком закрыл папку и отложил её на угол стола, давая понять, что разговор окончен.

В кабинете, куда меня проводили, над столом, на котором были разложены какие-то чертежи и схемы, в задумчивости стоял мужчина лет сорока, в круглых очках и с густой шевелюрой, зачёсанной назад.

— Ага! — он вскинулся, едва я с сопровождающим вошёл, — Это, как я понимаю, и есть тот самый возмутитель спокойствия?

Мужчина оказался Иосифом Фомичём Незвалем[61], главным конструктором Казанского авиазавода, который и выпускал бомбардировщики Пе-8. Его вызвали из Казани, чтобы он дал оценку моим предложениям. Моя идея его крайне заинтересовала. Под таким углом вопрос ещё никто не рассматривал. Почти четыре часа мы с ним беседовали, спорили, черкали прямо по привезённым им с собой чертежам и схемам. Расстались оба довольные. Что-то подсказывало мне, что в скором времени по крайней мере один самолёт ДРЛО у нас в ВВС появится. Незвалю ещё предстоял разговор с Берией и разработчиками РУС-2, а я отправился обратно в госпиталь. Голова от всех сегодняшних похождений что-то разболелась.

Выписали меня из госпиталя в последних числах мая 1942 года. Врачи настаивали на отправке меня в санаторий ВВС для продолжения лечения, но