Сказка со счастливым началом - Галина Маркус

– Понятно…

– Ничего тебе не понятно! – вскинулась Анька.

Губы у неё сложились в страдальческую усмешку.

– На вас смотреть тошно, – сказала она. – И сейчас, дома… Он с тобой… другой какой-то. Вообще не такой. Знаешь, как он с девчонками в институте общался? И тебя я никогда не видела, чтобы ты – вот так…

– Как – так? – тихо переспросила Соня.

– Ты на него… не дышишь даже… Так Ира говорила, про маму и…

– Ох… дожили… – Соня закрыла глаза. – Ещё только не хватало… Мама и Вова.

Кошмар. Так недолго и до табуретки с воблой. И это при том, что она весь вечер старалась не прикасаться к Диме при Аньке, не смотреть на него, избегать его ласк!

– А он… – задумчиво продолжила сестра и умолкла.

– Что – он? – болезненно поморщилась Соня.

– Нет, ну почему, почему тебе так повезло? – заворожённо прошептала та.

– Повезло? Аня… Ты мне правильно всё говорила, а я… Анечка, прости меня! Я тебя обманула, но я не смогла… я с ума сошла. Ничего не понимаю, не могу без него… А что дальше – не знаю.

– А Женя? Ты ему сказала?

– Да.

– И что – он тебя отпустил?

– Конечно. А как иначе? Разве такое прощают?

Анька недоверчиво глянула на неё, но потом снова уставилась в потолок, чтобы слёзы не выливались из глаз.

– Сонь… мне так плохо, когда я Димона вижу. Просто сил нет! Но… я даже успокоилась как-то сегодня. Он всё равно бы не смог меня так любить… бесполезно всё это. И Катьку не смог бы. Сонька… я думала, так не бывает. Он так глядит на тебя… так говорит… я как кино какое-то смотрю – про любовь. Не оторвёшься… Вот в парке вы шли… Никого не видите! Слушай, у мамы картинка валялась – там мужик над землей летал, с тёткой в обнимку, я ещё думала – что за бред?

– Шагал?

– Не-е, не шагал! Именно что летал прямо. Так вот и вы как будто… Сонь, а вы что – правда женитесь? Вот это номер будет! Мы – родственники Калюжных…

– Анька, молчи! – замотала головой Соня. – Это ужасно. Они никогда не позволят. Они уже против!

– А вам-то что? – беспечно пожала плечами та. – Сонь… Сонь, может, Димон даст нам бабок? Для него же это не сумма…

– Нет, Ань, даже просить не стану. Сам он столько не зарабатывает, а у его отца и гроша не возьму!

– А сколько у нас на книжке?

– Анечка… Мама всю жизнь копила. Нельзя эти деньги брать, пойми! Да там всего двести семьдесят, кажется. Минус сто пятьдесят если – остаётся сто двадцать. Мало ли что… У тебя ничего больше нет. Ты пока без работы…

– Какие сто двадцать? Половина – твоя!

– Нет, там всё твоё, спорить не будем.

– Соня! – по щекам Аньки снова потекли слёзы. – Не-е-ет… Сонечка, прости меня, пожалуйста… я не хотела так говорить… Прости, прости, я дрянь, я так ревновала! Я как увидела его и цветы эти – думала, сдохну! Но я никогда больше так на тебя не скажу, никогда! Я сама себя ненавижу! Я не могу одна, без тебя… Ну, пожалуйста… не отрекайся от меня. Я буду слушаться, честно… Ты не сердишься? Скажи, пожалуйста! Я не могу, когда ты так на меня смотришь…

– Дурочка… – тяжёло вздохнула Соня. – Как же я без тебя? У меня никого нет, кроме тебя…

– У тебя он есть… а я… я…

– А ты – сестрёнка моя родная, – Соня прижала её к себе, как в детстве. – И ты будешь со мной всегда, да? И никуда не уедешь… Ты ведь зайчонок мой… помнишь, как ты маленькая играла? Тебя спать было не уложить, пока не начнёшь искать – где же наш зайка? А зайка-то в норке… под одеялом… да ещё попискивала так… от удовольствия.

Обе тихонечко рассмеялись сквозь слёзы.

– Ладно, пойду. А то он сейчас придёт к тебе… И Костик там один, пойду ему йодовую сетку сделаю.

– Спокойной ночи, Анечка. Мы завтра придумаем что-нибудь с деньгами.

– Что – придумаем? Если ты не хочешь Димона просить…

Неожиданно Соне пришла в голову мысль.

– Ну, может, и правда, у Мити возьмём, – неопределённо сказала она. – В долг. Этот Костик твой. Он ведь неплохой парень, да, Ань?

– Нормальный…

Анька вылезла из её объятий.

– Возьми тёплое одеяло – у мамы внизу, в шкафу.

– Ага…

На лестнице раздался и замер её топот. А через несколько минут на второй этаж взлетел Митя. Не глядя на него, Соня принялась расстилать постель, достала ту самую Марину сорочку. А он, смутившись, встал посреди комнаты, не зная, что предпринять.

– Калитку запер? – спросила Соня.

– Да… Сонь, не могу понять… снова здесь.

– Да уж…

– Помнишь, как ты меня выпихнула – ногой? Я не ожидал… сначала целуешь, а потом – раз, и я на полу!

Соня молчала.

– Как в прошлой жизни… Ты… про ту ночь – что теперь думаешь?

– Мить, не зли меня лучше.

– Сонь, мы ведь не говорили… а я должен знать…

– Ложись! Половина четвёртого уже.

– Ты… ты сперва за него меня приняла, да? Блин… зачем я это сделал… кретин! теперь всю жизнь буду думать… как ты с ним…

Она обернулась.

– Нет, Мить. С ним никогда так не было. Как поняла, что не он – сразу проснулась.

– Ты… такая презрительная была, такая сильная… Я сдался тебе сразу, сказала бы мне: прыгай в окно – я б сиганул…

– Ну да… выгнать никак не могла! Мачо изображал. Смешной такой, глупый… а наглый!

– Мне стыдно стало… сразу же… Как ты посмотрела на меня…

– Что-то незаметно было!

– Соня, Сонь… Пойми – я никогда так раньше себя не вёл! А тут – как помрачение. Ты ушла – а я сижу, пью и вообще не пьянею! И только одна мысль: эта женщина должна быть моей – сегодня или никогда! Любой ценой – получу, прямо сейчас! Наверно, вот так и становятся маньяками… А потом… мне так хреново… не знаю, что потом пережил… ходил вокруг садика. Смотрел на тебя, как ты с малышами возишься… И ступор просто – и уйти не могу, и подойти боюсь. Простить себе не мог, что сам всё испортил! Боялся, ты и разговаривать со мной не станешь.

– Я и не собиралась, – усмехнулась Соня. – И не надо было! Только ты, как вирус – привязался и всё… по крови распространился.

– Ты… я знал – или добьюсь тебя, или мне крантец. Ты шла – на меня не глядишь… Чужая, холодная. У меня сердце рухнуло – не простишь… А потом ты посмотрела на меня, и я вижу – ты такая, как раньше, в детстве. Строгая, но… не знаю, как выразиться. Видишь меня, что ли, чувствуешь… Ты обо мне думала хоть немного, Сонечка? Очень сердилась? Ты сказала, что не узнала меня даже… Лёшей назвала…

Соня медленно взбила подушку и положила её на диван. Потом с трудом подняла на него глаза.