Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Хоулден

Понимая, что этой ночью его отряду опасно оставаться в лагере, Косик организовал комитет из числа заключенных, который будет предотвращать мятежи и нападения на оставшихся надсмотрщиков и проституток, а также следить за распределением пайка. Он пригрозил, что если приказ не будет выполнен, то американцы оставят их на растерзание нацистам.

Американский отряд покинул Маутхаузен, но невыносимая вонь лагеря преследовала их повсюду. Многих охранников пришлось взять с собой, потому что те боялись расправы и просили о защите. Узники были напуганы, что американцы бросили их и вот-вот вернутся немцы, поэтому те, кто мог держать в руках оружие, организовали отряды защиты и патрулировали территорию.

Из воспоминаний Клары Лефовой: «Американцы внезапно ушли, и мы снова испугались – нас либо никто больше не накормит (несложно представить, как это ужасало нас), либо вернутся немцы. Мы не могли найти ответ на этот вопрос. Как оказалось позже, причиной стала разграничительная линия (между русскими и американцами), и было не совсем понятно, в чьей мы юрисдикции».

К вечеру 5 мая 1945 года они были официально свободны. 27-летний сын польских родителей сержант Косик лично освободил 40 000 узников концентрационных лагерей Маутхаузен и Гузен и принял капитуляцию 1 800 немецких военнопленных.

В 1975 году Косик вернулся в Маутхаузен со своей женой, чтобы вести процессию освобождения через главные ворота лагеря во время празднования 30-й годовщины со дня Победы. Все эти годы он поддерживал связь со многими сослуживцами и несколькими освобожденными узниками, такими как венгерский подросток Тибор Рубин, эмигрировавший в Америку и получивший впоследствии Почетную медаль США за храбрость, проявленную во время военных действий в Корее. Еще двое польских освобожденных навещали сержанта Косика и его семью в Чикаго (Иллинойс) много лет спустя, чтобы лично поблагодарить его за все добро, что он сделал. Он умер в 1984 году в возрасте 66 лет.

Его сын Ларри вспоминает: «Мой отец с трудом говорил об этом опыте всю свою жизнь, но он лично сделал письменный отчет, когда мне было 13 лет и я изучал войну в школе. Он знал о детях в лагере, это всегда его поражало, но он безмерно гордился своим отрядом».

Приска узнала о прибытии американских солдат, когда до нее донесся смех – «самая прекрасная вещь на свете», – который она не слышала годами. Показалось, что вдалеке звучит музыка.

Она поднялась со своей грязной соломенной лежанки и неверными шагами подошла к окну. Щурясь на полуденном солнце, Приска заметила три незнакомые машины с белыми звездами, в которых находились молодые солдаты, но не в немецкой форме. Это были американцы. После столь долгого ожидания освободителей видеть их во плоти казалось галлюцинацией. Они были совсем другими – другая форма и каски, походка, говор и запах.

Многие заключенные впали в экстаз и кричали «Мир! Да здравствует мир! Мы свободны!» на всех языках Вавилона, но остались и те, кто безразлично лежал на своем месте, не в силах пошевелиться. Женщины тихо плакали и молились, чтобы эти улыбчивые молодые люди в униформе не оказались жестоким обманом зрения. Молодые девушки, которые всю жизнь мечтали встретить благородных вояк, внезапно застыдились. Они пытались выветрить приставший к ним запах, щипали себя за щеки, чтобы стать румянее, и приглаживали кишащие паразитами волосы.

Среди американцев был молодой врач, техник пятого разряда Лирой Петерсон. В момент освобождения лагеря ему было 22 года, он подрабатывал корреспондентом газеты Иллинойса и путешествовал с боевым формированием под руководством генерала Паттона. На его каске и нарукавнике были нарисованы большие красные кресты. К тому моменту Пит, как его называли сослуживцы, «подлатал» сотни человек на поле боя и был удостоен медали «Пурпурное сердце», после того как попал под обстрел и был ранен во время Арденнской операции. Когда его отряд достиг Маутхаузена, он был первым, кто бросился к баракам у подножья, чтобы оказать помощь узникам, и продолжал следить за состоянием пострадавших в течение двух последующих недель.

«Я многое видел до того, как попал в этот лагерь. Но все же ужаснулся состоянию полуживых оголодавших людей», – вспоминает Лирой. Когда он добрался до бараков, где мужчины спали впятером на одной подстилке, то обнаружил там «скелет» с едва заметным пульсом, который скончался у него на глазах. «Чудовищное зрелище. Пришлось собрать все свои силы». Молодой врач не был вооружен, поэтому его заранее предупредили, чтобы он держался на расстоянии от заключенных и не позволял себя трогать из-за расплодившихся блох и инфекционных заболеваний, но заключенные «столпились вокруг него». По мере продвижения по баракам и осмотра больных и умирающих узников, он стал свидетелем расправы заключенных над офицерами СС, переодетыми в тюремные робы.

Приска, с трудом удерживая себя на ногах у окна барака, услышала голоса солдат и узнала язык. Ей вспомнилось время, когда еще девочкой она преподавала языки в своем саду. Девушка собрала все силы и слова, которые смогло восстановить воспаленное сознание, и выкрикнула просьбу о помощи. «Я попросила их на английском прийти к нашему бараку. Один из солдат, к счастью, был медиком. Он увидел сверток, открыл его и осмотрел ребенка, тело которого было покрыто фурункулами из-за недоедания».

Пит был поражен, встретив мать с новорожденным ребенком в подобных антисанитарных условиях. Оба были обезвожены и измождены, ребенок был болен и покрыт «клопами, размером больше него самого». Пит отправился на поиски старшего офицера, майора Гарольда Стейси, чтобы рассказать о находке. Майор был дивизионным хирургом, вместе с Питом они попали под пули, когда шли заменять двух убитых медиков в ходе Арденнской операции.

«Я обратился к нему: “Док, пойдем со мной. Я тебе кое-что покажу”. Он последовал за мной в бараки, и мы оба убедились в том, что ребенку, маленькой девочке, была пара недель от роду. Она была рождена в другом лагере». Пит уточнил имя ребенка, и кто-то ответил ему: «Хана, ее зовут Хана». «Когда они прибыли в Маутхаузен, их должны были убить. Но совершенно случайно в тот день кончился газ».

Хана была страшно недокормлена и страдала от множества инфекций сразу, поэтому оба врача решили, что ее шансы на выживание ничтожно малы. Вокруг них были тысячи заключенных, которым требовалась срочная медицинская помощь, в лагере царила эпидемия тифа и дизентерии. Несмотря на это, мужчины решили немедленно предпринять меры по спасению ребенка.

Убеждая Приску дать согласие на вмешательство врачей, Пит пообещал взволнованной матери, что они сделают все возможное, чтобы спасти малышку. Второй раз за неделю Приску просили отдать ребенка в незнакомые руки, но она боялась упускать Хану из виду. На ломаном английском она умоляла взять ее с собой, пока майор Стейси не заговорил по-немецки, чтобы успокоить ее. «Мать была готова на все, чтобы пойти с нами, – говорит Пит, – но майор убедил ее, что ребенка вернут, как только мы окажем помощь, и девушка успокоилась». У Приски не было сил спорить. Она смотрела им вслед и спрашивала себя, увидит ли она снова свою Ханичку, ее голубые глаза и вздернутый носик.