Викинг. Побратимы Меча - Тим Северин

— А другого способа выбраться оттуда нет? — спросил я.

— Поговаривают, что Греттир время от времени добирается до берега вплавь. Только это никак невозможно, — ответил хуторянин. — Остров стоит посреди устья, далеко, и течение там сильное, человеку с ним не справиться, утащит и утопит. Я так думаю, это все россказни.

Вот ведь странно, подумал я, верит хуторянин в троллей и великанов, живущих под водопадом, а в способности человека не верит. Я ведь своими глазами видел, как Греттир в Норвегии переплыл широченный фьорд.

Несколькими днями позже, стоя на берегу Скагафьорда, я понял, почему хуторянин не верил в силу Греттира. Остров Дрангей был очень далеко. Очертаниями он напоминал огромные льдины, что время от времени заплывали в гавань Эйриксфьорда в Гренландии — в детстве я их видел. Ледяные горы стояли в проливе неделями, медленно тая. Только те ледяные горы весело сверкали белизной с синим оттенком, а остров Дрангей темнел грузным столом. Я задрожал — даже подумать было страшно о том, чтобы пуститься вплавь через это пространство, да еще там, у берега острова, я разглядел завитки прибоя. Значит, должен быть здесь, на этом берегу, посредник, который время от времени ходит к острову на веслах, привозит припасы и новости.

Я обошел берег фьорда, останавливаясь то в одном доме, то в другом, говоря, что ищу землю, хочу купить. Назывался я именем вымышленным — не хотел, чтобы Гуннхильд и ее отец узнали, что я вернулся в Исландию. Единственный, кто знал о моем возвращении, был Снорри Годи — к нему, хитроумному годи, я обратился, чтобы обсудить выкуп за мой огненный рубин. Он по-прежнему хранил камень в надежном месте, и я оставил ему большую часть моего серебра, попросив Годи подождать, не отдавать серебро семье Гуннхильд, пока я не встречусь с Греттиром. Себе же я оставил ровно столько, чтобы было что показать хуторянам из Скагафьорда в доказательство, что земля их мне по карману.

Я скоро понял, кто из них, скорее всего, сообщается с Греттиром. Он владел хутором, расположенным ближе других к Дрангею, и с той стороны острова было подходяще место для высадки, и у хозяина имелся лодочный навес. Да к тому же, он был не из тех, кем верховодил Торбьерн Крючок, богатейший землевладелец в округе. Торбьерн Крючок, как я понял, был человек жесткий. Все в нем сбивало с толку. На месте одной глазницы — сплошной шрам. Глаз он потерял в юности, мачеха ударила его по лицу за непослушание, и он окривел. Теперь это был угрюмый, злобный и явно задиристый человек.

— Мы этого ублюдка выгоним с наглей земли, даже если сам я сдохну при этом, — заверил он меня, когда я завел разговор о Греттире, засевшем на острове. — Здесь, в округе, половина мужчин — трусливы, у них не хватает духу что-нибудь предпринять. Вот я и скупил их доли острова — мы владели им в складчину, — и теперь уж кому, как не мне, решать, что с ним делать. — Он замолчал и подозрительно глянул на меня. — А все же, у тебя тут какой интерес?

— Просто хочу знать: коль заимею хутор здесь, смогу я купить долю в острове и отвезти туда овец?

— Без моего разрешения не сможешь, — рявкнул он. — Пока ты будешь возиться с покупкой земли, я уж постараюсь заполучить большую часть острова. Греттир — вот помеха. Но мы его достанем, этого грязного сучьего сына.

Я вернулся к тому хуторянину, который, как мне думалось, поставлял припасы Греттиру на Дрангей. Разумеется, после того, как я посулил ему достаточно серебра, он согласился отвезти меня на остров с наступлением темноты. Однако предупредил, что от Греттира можно ждать чего угодно, и что он очень опасен.

— Поберегись, — предупреждал он. — Когда на этого изгоя находит, он становится просто бешеным. Прошлой осенью он вплавь перебрался сюда и вломился в дом. Искал припасов, но в то время меня не было дома. Тогда он снял с себя мокрую одежду, лег у огня и уснул. Две служанки наткнулись на него совершенно голого. Одна из женщин что-то такое сказала, насмешливое, мол, снасть у него маловата для такого крупного мужика. Он вскочил в ярости и схватил ее. Вторая убежала, а Греттир изнасиловал женщину, которую схватил. Понимаю, он долго прожил на острове, но все равно это было жестоко.

Рассказ хуторянина огорчил меня. Я знал, что Греттир неуравновешен и непредсказуем. Я сам был свидетелем многих его жестокостей. Но никогда прежде он не поступал так с женщинами. Судя по слухам, именно женщины не раз спасали его, пожалев и спрятав у себя в доме. Меня ужаснуло, что он прибег к насилию в ответ на пустячную дерзость. Я боялся, что от долгого изгнания Греттир опустился, превратился в полудикаря. Я понятия не имел, какой прием окажет мне мой названый брат.

Я щедро заплатил хуторянину, чтобы он под покровом тьмы доставил меня на Дрангей в ближайшую безветренную ночь и чтобы помалкивал обо мне. Он высадил меня на узкую отмель под отвесным утесом, и всплески его весел затихали вдали, пока я ощупью искал основание деревянной лестницы, которая, по его словам, должна быть здесь. Слышал я только шорох да поскребывание коготков морских птиц, устраивающихся на ночлег, да в ноздри бил острый запах помета. Осторожно, на ощупь, шаг за шагом я поднимался по шатким деревянным перекладинам. Первая лестница привела меня к выступу на скале. Пошарив руками, я нашел основание второй лестницы, ведущей дальше вверх. Греттир не поднял лестницы на ночь, как будто не страшился нежданных гостей — это меня удивило.

Выбравшись на плоскую вершину острова, я двинулся по густой траве и тут споткнулся о тело сторожа. Человек крепко спал, закутавшись в тяжелый плащ и наполовину зарывшись в неглубокую выемку. Он испуганно хрюкнул, когда я наступил ему на ноги, и я скорее почувствовал, чем увидел, что он сел и пялится на меня.

— Это ты, Иллуги? — спросил он.

— Нет, это друг, — ответил я. — Где Греттир?

Едва различимая фигура только фыркнула и сказала:

— Ну, тогда все в порядке, — и он снова завалился в свою нору и уснул.

Боясь, как бы в темноте не свалиться с утеса, я сел на землю и стал ждать рассвета.

При свете дня я увидел, что вершина острова — это сплошное пастбище, сильно пощипанное овцами, и насчитал их по меньшей мере два десятка. Со всех сторон остров словно парил в воздухе, по краям обрываясь крутыми утесами. Только за моей спиной, там, где деревянная лестница дотягивалась до вершины, можно было сюда забраться. А между мной и лестницей я видел какую-то кучу тряпок, обозначавших место, где лежал сторож Греттира. Сторож все еще спал.

Я же встал и пустился на поиски Греттира. И ничего не увидел, кроме спокойно пасущихся овец. Не было ни хижины, ни лачуги, никаких других признаков жилья. Я подошел к западной оконечности острова. Для этого потребовалось сделать всего две сотни шагов, и вот я уже на краю утеса, гляжу вниз, а до моря — несколько сотен футов. Далеко внизу на восходящих потоках воздуха кружились белые чайки. Смущенный отсутствием Греттира, я вернулся по своим следам к южному краю острова. И почти добрался до самого дальнего утеса, когда, обойдя большой валун, торчащий из земли, наткнулся на дом моего названого брата. Это была землянка, гораздо больше похожая на медвежью берлогу, чем на человеческое жилище. Он выкопал землянку, крышу настелил из трех-четырех стволов деревьев, которые, очевидно, подобрал на берегу, потому что на острове не было ни единого дерева, ни даже кустика. Поверх стволов уложен слой торфа. В задней части землянки имелось отверстие для выхода дыма от очага. Невеселое, жалкое жилище.