Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

В лопнувшей под мышками кольчуге, в тяжёлом побитом шлеме, чужой стоял Афанасий, незнакомый. С брезгливым любопытством разглядывал он из-под нависших бровей обмерших членов экипажа и говорил негромко сам с собой:

– Из-за бумажки удавить готовы… Пойду я… А то осерчаю, не дай бог…

Нагнулся, подобрал свою железную палицу и пошёл прочь, проламывая остекленелые дебри.

Не смея поднять глаза, Альбастров смотал удавку и сунул в перемётную суму.

– Слушайте, что вы там сидите? – сказал Шерхебель Чертослепову. – Идите сюда, надо посоветоваться. Ведь капитан, наверное, не зря оставил нам эту бумагу…

– Точно! – вскричал Альбастров. – Исправить дату, найти лодку…

– Ничего не выйдет, – всё ещё обижаясь, буркнул Чертослепов. – Это будет подделка документа. Вот если бы здесь был наш директор…

– А заодно и печать, – пробормотал Шерхебель. – Слушайте, а что, если обратиться к местной администрации?

– Ох!.. – страдальчески скривился замдиректора, берясь за поясницу. – Знаю я эту местную администрацию…

– А я всё же попробую, – задумчиво сказал Шерхебель, свивая документ в трубку.

Часть 3

Из-за острова на стрежень

Глава 1

Не любили татары этот лесок, ох не любили. Обитал там, по слухам, призрак урусутского богатыря Афанасия, хотя откуда ползли такие слухи – шайтан их знает. Особенно если учесть, что видевшие призрак татары ничего уже рассказать не могли.

Сам Афанасий, конечно, понятия не имел об этой мрачной легенде, но к весне стал замечать, что местность в последние дни как-то обезлюдела. Чтобы найти живую душу, приходилось шагать до самой дороги, а поскольку бороды у всех в это время года ещё покрыты инеем, то Афанасий требовал, чтобы живая душа скинула шапку. Блондинов отпускал.

Поэтому, встретив однажды посреди леска, чуть ли не у самой землянки, брюнета в дорогом восточном халате, Афанасий был крепко озадачен.

– Эх, товарищ Филимошин, товарищ Филимошин!.. – с проникновенной укоризной молвил ему брюнет. – Да разве ж можно так обращаться с доспехами! Вы обомлеете, если я скажу, сколько сейчас такой доспех стоит…

На Афанасии была сияющая, хотя и побитая, потускневшая местами броня персидской выковки.

– Доспех-то? – хмурясь, переспросил он. – С доспехом – беда… Скольких я, царствие им небесное, из кольчужек повытряс, пока нужный размер нашёл!.. Ну заходи, что ли…

Шерхебель (ибо это был он) пролез вслед за Афанасием в землянку и тут же принялся рассказывать.

– Ну, я вам скажу, двор у хана Батыя! – говорил он. – Это взяточник на взяточнике! Две трети сбережений – как не было… Хану – дай, – начал он загибать пальцы, – жёнам его – дай, тысячникам – дай… Сотникам! Скажите, какая персона – сотник!.. Ну да бог с ними! Главное – дело наше решено положительно…

– Дело? – непонимающе сдвигая брови, снова переспросил Афанасий.

Ликующий Шерхебель вылез из дорогого халата и, отмотав с себя два слоя дефицитной парчи, извлёк уже знакомый читателю рапорт о том, что гребное устройство непременно достигнет пристани Баклужино в такое-то время. Дата прибытия была исправлена. Чуть ниже располагалась ровная строка арабской вязи и две печати: красная и синяя.

– «Исправленному верить. Хан Батый», – сияя, перевёл Шерхебель.

Афанасий задумчиво его разглядывал.

– А ну-ка, прищурься! – потребовал он вдруг.

– Не буду! – разом побледнев, сказал Шерхебель.

– Смышлён… – Афанасий одобрительно кивнул. – Если б ты ещё и прищурился, я б тебя сейчас по маковку в землю вбил!.. Грамотку-то покажи-ка поближе…

Шерхебель показал.

– Это что ж, он сам так красиво пишет? – сурово спросил Афанасий.

– Ой, что вы! – Шерхебель даже рукой замахал. – Сам Батый никогда ничего не пишет – у него на это канцелярия есть. Между нами, он, по-моему, неграмотный. В общем, всё как везде…

– А печатей-то наляпал…

– Красная – для внутренних документов, синяя – для зарубежных, – пояснил Шерхебель. – Так что я уж на всякий случай обе…

Тут снаружи раздался нестройный аккорд, и щемящий надтреснутый голос запел с надрывом:

– Ах, умру я, умру… Пахаронют миня-а…

Шерхебель удивился. Афанасий пригорюнился. Из левого глаза его выкатилась крупная богатырская слеза.

– Входи, бедолага… – прочувствованно пробасил Афанасий.

Вошёл трясущийся Альбастров. Из-под надетой внакидку ношеной лисьей шубейки, только что, видать, пожалованной с боярского, а то и с княжьего плеча, глядело ветхое рубище да посвечивал из прорехи чудом не пропитый за зиму крест.

– Хорошие новости, товарищ Альбастров! – снова воссияв, приветствовал певца Шерхебель.

Электрик был настроен мрачно, долго отмахивался и не верил ничему. Наконец взял документ и обмер над ним минуты на две. Потом поднял от бумаги дикие татарские глаза.

– Афанасий! – по-разбойничьи звонко и зловеще завопил он. – А не погулять ли нам, Афанасий, по Волге-матушке?

– И то… – подумав, пророкотал тот. – Засиделся я тут…

– Отбить у татар нашу лодку, – возбуждённо излагал Шерхебель. – Разыскать Чертослепова…

– И Намазова… – с недоброй улыбкой добавил электрик.

Глава 2

Отгрохотал ледоход на великой реке Итиль. Намазов – в дорогом, почти как у Шерхебеля, халате и в сафьяновых, шитых бисером сапожках с загнутыми носками – прогуливался по берегу. На голове у Намазова была роскошная лисья шапка, которую он время от времени снимал и с уважением разглядывал.

Его только что назначили толмачом.

Где ж ему было заметить на радостях, что под полутораметровым обрывчиком покачивается отбитое вчера у татар гребное устройство, а на земле коварно развёрнут сыромятный арканчик электрика Альбастрова.

Долгожданный шаг, мощный рывок – и свежеиспечённого толмача как бы сдуло с обрыва. Он лежал в гребном устройстве, изо всех сил прижимая к груди лисью шапку.

– Что вы делаете, товарищи! – в панике вскричал он, мигом припомнив русскую речь.

– Режем! – коротко отвечал Альбастров, доставая засапожный клинок.

Шерхебель схватил электрика за руку:

– Вы что, с ума сошли? Вы его зарежете, а мне опять идти к Батыю и уточнять состав экипажа?

Электрик злобно сплюнул за борт и вернул клинок в рваное голенище.

– Я вот смотрю… – раздумчиво пробасил вдруг Афанасий, глядя из-под руки вдоль берега. – Это не замдиректора нашего там на кол сажают?

Зрение не обмануло Афанасия. В полутора перестрелах от гребного устройства на кол сажали именно Чертослепова. Вообще-то, татары не практиковали подобный род казни, но, видно, чем-то их достал неугомонный замдиректора.

Самоотверженными гребками экипаж гнал лодку к месту события.

– Иди! – процедил Альбастров, уставив жало засапожного клинка в позвоночник Намазову. – И чтоб без командора не возвращался! А сбежишь – под землёй сыщу!

– Внимание и повиновение! – закричал по-своему Намазов, выбираясь на песок.

Татары, узнав толмача, многозначительно переглянулись. Размахивая широкими рукавами, Намазов заторопился к ним. Шайтан его знает, что он им там наврал, но только татары подумали-подумали и с сожалением сняли Чертослепова с