Девочки - Сильви Тестю

— Добрый день, мсье Онетт.

Маме не с руки выказывать соседу свою неприязнь. За стенами своей квартиры наша мама вообще тихая.

— Дб'день, — отвечает сосед сквозь зубы.

Ему-то как раз с руки выказывать свое превосходство.

Мама оглядывается на нас. Любой шорох, любой выдох возьмут на заметку, и это будет очко не в ее пользу. Ступенька за ступенькой. Мы спускаемся, будто подражаем старушкам, которые ходят как неживые.

Как же мне хочется обернуться и крикнуть соседу: «Отстаньте от нас!» Ух, я бы ему высказала, что, если он не любит детей, так и дети его тоже не любят. Крикнула бы ему прямо в рожу, что он, с толстым животом и на коротких ножках, — вылитый боров. А мы свиней терпеть не можем!

Вовсе не из вежливости мсье Онетт пропускает маму вперед. Просто ему удобней, чтобы Анна Ди Баджо шла впереди него, а не сзади.

Мсье Онетту удалось несколько минут держать себя в руках. Он больше не может. Его шумный вдох — как выдох наоборот.

— Слушайте, ваши девчонки что, в бабушах ходят?

Его голос гулко разносится по лестничной клетке. Мама застывает одной ногой на ступеньке. Чада тоже тормозят и дружно оборачиваются.

Когда мсье Онетт скажет свое слово, для нас станет на одно «нельзя» больше.

Мама как-то съежилась перед соседом, а он стоит, прямой как кол, двумя ногами на одной ступеньке.

— В чем? — переспрашивает мама.

Мсье Онетт злится: что это за женщина, не понимает, о чем ей говорят.

— Тапки! Я тут встретил Бутенов… Они жалуются… И не они одни… Постоянный шум.

Мало того, что кричат, еще и топочут — это уже слишком.

Так, мне теперь нельзя стаптывать задники, придется надевать тапочки как следует.

Он поджимает свои дряблые губы. Его жена тоже нас ненавидит. Делает вид, будто нас вообще нет. Даже если мы придерживаем перед ней дверь!

— Если Бутенам мои девочки мешают спать, они сами мне об этом скажут, не так ли?

Уф! Напряжение отпускает. Нашу маму не запугаешь! Он не знает, что сказать!

Мы гордимся нашей мамой. Можно спускаться дальше, только тихонько. В наш кондуит не запишут новую жалобу соседа.

Мы внизу. Мсье Онетта и след простыл. Он не желает дышать одним с нами воздухом.

Наша четверка расстается у почтовых ящиков — их целых двести.

— До вечера.

— До вечера.

— До вечера.

— До вечера.

Я выхожу на улицу первой, за мной Жоржетта. Мы летим стрелой к склону Круа-Русс. Коринна в прошлом году поступила в коллеж. У нее теперь нет учителя. И учительницы нет. У нее — преподаватели.

Мы с Жоржеттой ходим в школу имени Виктора Гюго. Она находится у подножия склона, по которому я сейчас сбегу на четвертой скорости.

Жоржетте тоже хочется так быстро бежать.

— Жожо, не бегай! Ты помнишь, что мама сказала?

Жоржетта у нас «недотепа». Мне-то хоть говори, хоть не говори. Я все равно делаю по-своему.

Коринна и Жоржетта целуются на прощание. А я распускаю на бегу косы.

— Мама не велела тебе распускать!

Но я уже далеко.

* * *

— Хоть одну! Ну хоть одну мне заплети!

Я умоляю старшую сестру, а она от меня бегает. Коринна ушла на свою половину и сидит там. Как она шарахнулась, когда увидела мое разбитое лицо!

— Ну пожалуйста, хоть одну!

Коринна не отвечает. Она не хочет подходить ко мне близко.

Это и понятно. Лицо у меня еще то. Левый глаз не открывается и весь лиловый. Я выгляжу как «отродье». У меня случилась неприятность в школе.

В школе имени Виктора Гюго есть двор для старших и двор для младших. С этого учебного года Жоржетта гуляет вместе со мной во дворе для старших.

Сегодня Жоржетте с подружками полагалось сидеть у дверей столовой.

— Да, Жожо? Вам ведь полагается сидеть рядом со столовой?

Жоржетта кивает. Это правда, там ей и полагалось быть с подружками, а не в середине двора.

Бывшие младшие, старшие вообще-то не играют в середине двора. Хозяева двора — настоящие старшие, а новички так, сбоку припеку. А учителя ничего и не заметили! Они спокойно разговаривали о чем-то между собой под навесом. Мы прятались за платанами в углу двора. Мы — это два класса, в моем — тридцать человек, в другом — двадцать девять. Учителям из-под навеса не было нас видно. Наши два класса устроили состязания по бегу в мешках.

— Да, Жожо?

— Точно! Учителя туда и не смотрели!

— Бег в мешках? Идиотизм полный! Зачем тебе это понадобилось?

Коринна ужасно на меня злится. Она так и разговаривает со мной из своей половины.

Время идет, мама вот-вот вернется. Но я не хочу показываться ей в таком виде. Мой глаз — это будет для нее удар, а я еще и распатланная…

— Достала уже с этим Кадером! — шипит старшая сестра.

— Давай я заплету тебе косу, — предлагает Жоржетта, отчаявшись уломать Коринну.

— А ты сумеешь?

Жоржетта пожимает плечами. Попытка не пытка.

Я сажусь на корточки: Жоржетта маленького роста. Она разбирает мои волосы на пряди, руки у нее неловкие. Моя младшая сестра никогда не умела заплести косы своей кукле.

— Давай скорей! А то за промокашкой для тебя не успею.

Мне досталось от Кадера, на меня наорала Грымза, да еще старшая сестра не хочет мне помочь… Бывают же такие дни, все как сговорились против меня.

— Ты пойдешь на улицу с таким лицом?

Коринна решила меня добить.

— Нет, лицо дома оставлю! Мама велела мне купить промокашку для Жоржетты.

А еще говорят, что я тупая, вот уж, действительно…

— Тебя может кто-нибудь увидеть, что тогда?

— Поздно спохватилась, мы встретили Грымзу по дороге домой.

— Что? И она видела твое лицо?

— А ты думала, я в маске хожу?

Жоржетта прыскает.

— Смейся, смейся, вот придет мама!

Жоржетта тут же перестает смеяться.

— «Убирайся в свою страну!» Это Грымза так орала в нашем подъезде, когда мы с Жожо шли из школы. Я в первый раз увидела Грымзу не на ее балконе.

— Я тоже.

Жоржетта до сих пор поверить не может, что Грымза высунулась наружу.

— Ты ее видела? — спрашиваю я Коринну.

— Нет. А кому она это орала?

— Мопеду.