Там, за горизонтом - Александр Сапегин

– Разрешите спросить, – передавая мышек и шарик дочери, Михаил решил задать мучивший его вопрос, – а почему вы не говорите кличек котят?

– Вы сами должны их называть. У клуба есть правило: мы озвучиваем только первую букву будущего имени, но если вы не собираетесь состоять в клубе, то вам не обязательно ему следовать, тем более правило не касается черепаховой девочки из-за того, о чём я сказала до этого.

На неискушённый взгляд Михаила никаких дефектов в мелком недоразумении не наблюдалось. Такое же лысое ушастое чудовище, только без колокольцев под хвостом. – А мы не на разведение, – преисполнилась энтузиазма Лиза. – Пап, давай возьмём!

– Доча, мы вроде за одним зверем приехали, куда нам ещё одного?

– Пап, давай возьмём, – заканючила Лиза. – Я её Маше подарю, у неё через неделю день рождения. Она тоже хотела котёнка сфинкса, а денег на породистого у дядь Вити нет.

– А дядя Витя знает о сюрпризе?

– А мы ему не скажем, – беспечно отмахнулась Лиза.

– Действительно, о таком лучше не говорить, как бы Виктора удар от таких новостей не хватил, и полетите вы с Машей и котёнком с порога в свободное плавание в направлении, заданном Витиным пинком.

– Ну, пап, – аргументов у дочери не осталось.

– Себе кошку мы не оставим, за неделю ты должна найти ей хозяйку или хозяина. Мне всё равно, кто это будет, Маша или кто ещё из твоих подружек. Не найдёшь, лично вернёшь котёнка Инге Васильевне, тебя устраивают условия? – нависая над дочерью, строгим голосом, выделяя каждое слово, озвучил решение Михаил.

Елизавета взглядом пообещала, что она в лепёшку разобьётся, но не оставит кошечку без любящих хозяев. – Инга Васильевна, вы на таких условиях…

– Да-да, – с ярко выраженным сомнением и скепсисом согласилась хозяйка, перебив Михаила.

– Хорошо. Договорились, – Михаил подхватил прильнувшую к его ноге мелкую хвостатую проблему и сунул её за пазуху.

Пошебуршав пару мгновений, теплый комочек громким тарахтеньем начал доказывать окружающим, что он кошачьего роду-племени, а не ушасто-крысиное недоразумение. Отдав деньги за котят, Михаил легонько подтолкнул дочь к выходу.

– Спасибо, пап, – прижимая к себе утеплённую переноску с питомцем, обрадовалась Лиза.

– Неделя! – напомнил условия Михаил, глубоко в душе сам не веря своим словам.

Что-то подсказывало ему, что котята, как погорелец Васисуалий Лоханкин, пришли навеки поселиться, слава всевышнему, что без одеяла и любимой книги.

– Так, стрекоза, ну-ка мухой дуй в машину, мы тут с тобой лишка подзадержались, как бы нас мама не потеряла.

– Ага. – Перепрыгивая через ступеньку, Лиза припустила вниз, будто боясь, что её лишат переноски.

– Голову не сверни!

* * *

– Тут всегда так много народу? – чванно поджала губы Наталья, надменным взором окидывая импровизированную автостоянку.

– Предпраздничный день, чего ты хочешь, – пожал плечами Михаил. – Ты бы ещё дольше собиралась.

Удостоившись презрительного фырка, Михаил предпочёл не развивать тему, иначе заключённое с женой джентльменское соглашение изображать пай-девочку имело все основания пойти прахом. Политика – это искусство возможного, а вот что женщине может прийти в голову в следующую секунду, ни одним возможным вариантом не опишешь.

– Действительно, многовато пипла. Как плотину прорвало сегодня, студенты какие-то, дети. Так, нам туда. – Ткнув рукой Григорию Басову в сторону старого вахтового вагончика, видневшегося за соснами, Михаил достал из багажника сумку с мясом и углём, поясняя на ходу: – За вагончиком мужики беседку соорудили, и вид на распадок оттуда обалденный.

– Ага, самое главное, толпы не слышно, я уже заценил, – громыхнул раскладным мангалом Григорий. – Гляди, вот, прихватил. Я тут на досуге подсчитал, что твоего обещанного стационарного ящика может не хватить.

Ртов-то у нас до ядрёного ореха, хрена в урожайный год прокормишь. Вся китайская деревня собралась. А этот когда успел прицепом пойти? – Григорий пренебрежительно стрельнул взглядом в сторону Николая Топорукова.

– Не любишь ты Колю. – Уперев ладони в поясницу и разогнувшись, Михаил звонко хрустнул позвонками. – Жопорукий не сто баксов, чтобы его любить.

Михаил ничего не ответил. Где-то он даже соглашался с Гришей касаемо жопорукости старого, ещё школьного друга.

Если разобраться, положа руку на сердце, друзей у Боярова было раз-два и обчёлся. Вот именно, раз и два:

Николай, с которым Михаил плотно знался с первого класса, и Григорий, с которым его свела нелёгкая армейская служба. Приятели и хорошие знакомые вкупе с институтскими корешами в расчёт не берутся, тех пруд пруди, не касаясь шапочных знакомств. А друзей… настоящих друзей, пожалуй, что один Гриша.

Николай-Коля-Колян, закадычный школьный друган, не был тем, кто ради другого человека бросится в огонь и в воду. Через призму прожитых лет сейчас была ярко видна его ведомая роль, где ведущий его постоянно защищал и покрывал с первого по одиннадцатый класс. Институт и армия на некоторое время развели дороги друзей, даровав языкастому и харизматичному Николаю Топорукову возможность выйти из тени немного нелюдимого друга и показать себя во всей красе – эдакого успешного мачо и любимца женщин.

Практически все учителя в школе и ученики отдавали пальму первенства и палочку лидера вечному заводиле Топорукову, но Маргарита Семёновна, старая, убелённая сединами преподаватель русского языка и литературы, бессменный классный руководитель проблемной парочки, ни дня не обманывалась на их счёт. Где бы что бы ни случилось по вине шалопаев или из-за их тени, мелькнувшей на горизонте, Маргарита Семёновна тихо отзывала в сторону Михаила и проводила ему внушение. Опытный педагог с многолетним стажем и неплохой психолог-самоучка с первого взгляда определила, что «брехливая собачка», так она однажды совсем непедагогично выразилась о Николае, нашла надёжный забор, который не только не выдаст, но и в зубы даст при случае. В старших классах она сетовала Михаилу на выбор друга, окольными путями, дабы не повредить детскую психику, намекая парню, что в их дуэте дружит он, другая половина пользуется дружбой. Когда-нибудь Топоруков подведёт своего товарища под монастырь.

Кроме общей ненадёжности, которую Михаил в упор не замечал, был у Николая ещё один недостаток, не замечать который не получалось. Школьный друг умел делать всё, особенно работать языком, а с работой руками вышел незатык. Иносказательно говоря, при работе с инструментом плечевой пояс Николая оказывался в районе тазовых костей, о чём неоднократно заявлял вечно красноносый школьный трудовик, Михаил Потапович Хвыль, носивший говорящую за себя кличку – Хмель. Вечно находясь под мухой или подшофе лёгкой степени, Хмель не терял ума и золотых рук, росших у него из правильного места. Трудовик органически не переваривал неумех, являясь вторым преподавателем в школе, неоднократно пытавшимся открыть Боярову глаза. Тщетно, юность не приемлет авторитетов.