Из рода волхвов - Мирослава Раевская

Если бы жители Берёзовки узнали о том, что в ней течёт кровь колдовского племени — погнали бы всю семью камнями и палками прочь из деревни.

И мать с дедом бы не пощадили, пусть они волхвами никогда и не были.

— Еще громче скажи, чтоб наверняка все вокруг услышали, — угрожающе шепнула ей Веселина и, увидев понимание в чужих глазах, медленно убрала руку. — В могилу меня сведёшь так, подруженька.

— Хотела бы — уже свела, — спокойно отозвалась Люба и невозмутимо стряхнула с себя снег. — Ну так всё же? Видят или нет?

Веселина устало вздохнула, сетуя на то, что когда-то давно пожалела эту сумасшедшую девицу и предложила ей свою помощь. Пройди она мимо злосчастного пруда тем весенним вечером — ничего бы этого не случилось. Впрочем, и Любы в её жизни тогда тоже не случилось бы. Эта влюблённая глупышка собиралась броситься в омут с головой, сгорая от безответных чувств, а она, не сумев обойти чужую беду стороной, взяла да и полезла спасать её. Ворожба — дело нехитрое, особенно для женщин-волхвов, потому Веселина и решила помочь, не посчитав свой поступок за что-то дурное. Просто не хотелось, чтоб у неё на глазах девицы юные из-за бессердечных мерзавцев топились.

А в итоге ей досталась сумасшедшая подруженька, которая и сама в могилу прыгнет, и её за собой в любой момент утянет.

— Не знаю я, видят или нет, — сказала Лина и с сожалением добавила: — Я с другими волхвами в жизни и не общалась. Во снах разве что. Но в них всё странно так и туманно…

Их беседу прервал истошный женский вопль, тенью пролетевший над крышами домов. Они вскочили из сугроба и бросились туда, откуда слышался крик и плач. Односельчане потянулись вслед за ними, побросав лопаты и позабыв про снег.

— Лекаря, скорее лекаря! Цвета, Цветочка! Доченька моя!

Веселина с непониманием рассматривала распластавшееся по снегу женское тельце. Цвета была их ровесницей, в прошлом году ей минула семнадцатая весна. Но сейчас бойкая девица, которая всегда привлекала внимание деревенских юношей своей красотой и силой, в судорогах каталась по снегу и кричала от боли. Вопли её были настолько истошными, что односельчане в ужасе закрывали уши руками — лишь бы не слышать. Руки Цветы покраснели от холода, но на запястьях и оголённом участке шеи виднелись черные следы, похожие на мелкую сыпь. Девушка дрожащими ладонями загребала ледяной снег и судорожными движениями забрасывала его себе за шиворот, словно пыталась остудить пылающую кожу. Но делала, по всей видимости, лишь хуже, а потому крики её постепенно переходили в скулёж и надрывный плач.

Лина хотела подойти ближе, но деревянный посох и строгий взгляд дедушки остановил её. Он осторожно приблизился к Цвете, отодвинув её перепуганную мать, и вгляделся в черную сыпь. Лицо его, и без того хмурое, сделалось мрачнее тучи. Веселина с детства видела, как он осматривал и лечил людей, но выражение ужаса на дне его карих глаз узрела впервые.

Дедушка обернулся к столпившимся вокруг него жителям, ожидавшим его вердикта, и сказал твёрдым, но полным невыразимого отчаяния голосом.

— Это не простая хворь. У неё на коже проклятые руны, — он бросил короткий взгляд на застывшую Лину, — волхвы нас с вами истребить решили.

Глава 3

Когда солнце поднялось над постоялым двором, а утренняя дымка разлилась по заснеженным полям, — они оседлали коней и двинулись вдоль тракта. Настороженный взгляд хозяина и его толстушки-жены провожал их удаляющиеся спины до тех пор, пока дорога не свернула в сторону леса. Ян, впрочем, не испытывал на этот счет опасений — пусть смотрят, раз уж так интересно. Больше его заботила собственная спина, которая ныла из-за жесткой кровати и постоянного сидения в седле. А также сонное лицо Вацлава, который был готов свалиться со своего гнедого коня в любую секунду.

Ночь у них, к несчастью, выдалась неспокойная. Озверевшая кикимора, о которой их забыл предупредить владелец постоялого двора, предприняла попытку задушить Звану во сне, видимо, позавидовав её румяному живому лицу. Но Ян спал достаточно чутко, а потому среагировать успел, одним ударом прирезав озлобившуюся нечисть. А Вацлав подсобил. Но сон уже был неминуемо испорчен.

Звана, впрочем, общей усталости не разделяла — всю оставшуюся ночь она спала без задних ног. Словно и не пытались на её жизнь покуситься.

— Командир, а правда, что волхвы наслали на ту деревню смертельную хворь? Или княгиня снова сказала это, чтобы вас за живое задеть? — бодро поинтересовалась волхва, с любопытством оглядывая окрестности.

Они приближались к окраине Пряценского княжества, а потому местные виды не были особо живописными. Тёмные ели, высокие и мрачные, росли вдоль всего тракта, а впереди на несколько миль не виднелось ни единого домика. Лишь тот постоялый двор, который они оставили позади, да замшелая деревушка, названия которой он при всём желании бы не запомнил. А больше смотреть было и не на что.

— Откуда же мне знать, Звана? — ворчливо отозвался Ян. — Как приедем — разведаем. Тамошний лекарь утверждает, что да.

— Откуда лекарю знать, как выглядят проклятые руны, — хмыкнул Вацлав. — Для деревенщин нет разницы между волхвами или ведьмами. Не удивлюсь, если эти нечистые опять воду баламутят, а на нас вину скидывают…

Ян спорить не стал, лишь молча оглядел их и поправил свой тёмный плащ. В пути они провели около пяти дней, а выехали из Пряценска сразу, как только княгиня Братислава всучила ему письмо от старосты деревни. Взгляд у неё при этом был такой злорадствующий, будто смертоносная эпидемия, охватившая целую деревню, приносила ей больше радости, чем горя. Впрочем, учитывая гадкий норов этой женщины, Ян подобному удивлён не был. Скорее всего, она просто была рада очередной причине, оправдывающей её ненависть ко всему волховскому роду.

И что князь Ратимир в ней нашёл? Ян, конечно, князя уважал — и за боевую доблесть, и за доброту. Но вкус в женщинах у него был на редкость дерьмовый. Красота — дело, конечно, понятное. Но как её с таким характером мать-земля таскала на своём горбу, Ян понять не мог. Да и не внушала княгиня ему доверия. Князь слёг с недугом ровно спустя три года, как взял её в жены. И вот уже несколько месяцев как с кровати встать не мог — ослаб уж слишком. Что-то незримое и неясное подтачивало его здоровье день ото дня, но никто не знал, как помочь. Поэтому пока