Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович
Шрифт:
Интервал:
Необходимо отметить, что двоеженцем считался и вдовец, женившийся вторично. Вступать в брак во второй и третий раз было нежелательно: за это двоеженцу/троеженцу грозило наказание — епитимия. За второй брак накладывалась епитимия на два года, а за третий — на пять лет.
Божья кара
Епитимия (от греч. ἐπιτῑμία — «наказание по закону») — мера наказания, которую назначает духовник, а кающийся добровольно исполняет: молится, подает милостыню, усиленно постится в течение определенного времени. Епитимии делились на тайные и публичные. Тайные предписывали, например, не есть мясо, молоко, мед на протяжении всего срока епитимии. Самыми тяжелыми считались публичные: как понятно из названия, они были связаны еще и с прилюдным позором.
Например, в 1554 году трехлетнюю епитимию наложили на дьяка И. Висковатого. Согласно ей, в течение первого года он должен был стоять перед храмом и плакать, рассказывая всем входящим о том, в чем он согрешил. А на Ивана Грозного за четвертый (последовательный) брак решением Собора 1575 года наложили епитимию, сочетающую публичное покаяние и тайное. Царю предписывалось поститься, молиться и плакать коленопреклоненно до конца жизни. Точно такую же епитимию знаменитый протопоп Аввакум наложил на некую Елену за то, что она разлучила жену с мужем и убила своего ребенка.
Самой страшной епитимией считалось отлучение от евхаристии — Святого причастия. Для сравнения, убийц и волшебников отлучали на 25 лет, гомосексуалов — на 15 лет, а прелюбодеев — в среднем на 10 лет.
В Церковном уставе Ярослава Мудрого содержатся статьи, посвященные наказанию за многоженство. В XII веке новгородский диакон-уставщик Кирик спрашивал епископа новгородского Нифонта, как подобает держать наложниц — тайно или явно: «“…а вот владыка, некоторые заводят явных наложниц, и рожают детей, и живут как со своей женой, а другие тайно со многими рабынями — что из этого лучше?” — “Не добро, — сказал он, — ни то, ни другое”»[31]. Отцы церкви еще долго продолжат обвинять русский народ в многоженстве; его следы, как считают ученые, сохранились и в былинах. Так, многоженцем, похоже, был Илья Муромец, который имел детей сразу от трех женщин: Омельфы Тимофеевны, Авдотьи Горычанки и бабы Латыгорки.
Если вы уже представили себе этакие древнерусские гаремы, как у османского султана Сулеймана, не спешите. На самом деле многоженство по-древнерусски имело свои особенности. Русские жены не жили все в одном доме на женской половине, по первому зову спеша к своему повелителю. Как считается, гарем в таком смысле был, похоже, только у князя Владимира: его наложницы как раз размещались централизованно, в определенных загородных резиденциях. Но это исключение. В целом же на Руси были не гаремы, а, скорее, параллельные семьи; мужчины заводили их открыто и не стесняясь. Женатый мужчина мог сделать своей наложницей любую девушку из дворни, которая после этого получала вполне официальный статус, хотя, конечно, и более низкий, чем супружеский. Точно так же просто мужчина мог жениться во второй и третий раз, причем каждая супруга с детьми жила отдельно. Это допускала даже церковь: она хоть и боролась с многоженством и наложничеством, но наказывала за них только штрафом. А согласно Смоленской уставной грамоте (XII век), двоеженство входило в юрисдикцию именно церкви.
Кстати, в XII веке многоженство допускала и светская власть: в Уставе новгородского князя Всеволода Мстиславича признавался и третий, и четвертый брак. Во всяком случае, детям от второй, третьей и даже четвертой жены тоже полагалось наследство — «прелюбодеинаа чясть». Причем, судя по другим источникам, речь шла о женах, с которыми мужчина состоял в браке одновременно. Например, в уже упоминавшемся Уставе Ярослава указывается: «Аже моуж оженится иною женою, а съ старою не роспустится…», «Аще кто иметь две жены водити…»[32]
Но самое интересное, что многоженство существовало и в более поздние времена — в православной Руси. В XIX веке и в начале XX века этнографы, описывая быт северорусских сёл, сообщали об обычае в Архангельской области брать в дом вторую и даже третью жену. «Дополнительную» жену разрешалось взять, если от первой не родилось детей или если из-за старости или болезни ей было трудно работать. Иногда второй жены мужику оказывалось мало, и он мог взять третью. Исследователи отмечают, что все это большое семейство жило дружно, а хозяйственные дела распределялись между женами[33].
Причин тому, что древние народы в целом и жители Древней Руси в частности практиковали многоженство, не счесть. Можно провести параллели с некоторыми видами животных, у которых альфа-самцу принадлежат все самки стада. Можно обосновать это экономической выгодой: чем больше жен, тем больше рабочих рук. Но давайте лучше рассмотрим сакральное значение многоженства.
В индоевропейской традиции, в том числе и в славянской, женщина часто выступает как воплощение земли («волости», территории), а мужчина — как воплощение власти. Их взаимоотношения трактуются как супружеские. «Без царя — земля вдова», — гласит русская пословица. Даже обряд венчания царя на царство прямо связан с обрядом венчания брака[34].
В русском сказочном фольклоре широко распространен сюжет воцарения главного героя после женитьбы на царевне. В ряде случаев тесть-царь добровольно передает зятю власть, но есть сказки, где старого царя убивают в прямом смысле.
Отец говорит: «Ну, срубай мне голову тепере». Отвечает солдатик: «Не могу я тебе голову срубить». Царская дочь берет шашку и говорит: «Царско слово никогда не меняется». Срубила ему голову.
Вот она взяла соблю и срубила голову самому цярю и взяла этово пастушка за ушка и поцеловала ево в уста. «Пусть ты мой муж, а я твоя жона»[35].
Сказочные мотивы удивительным образом подтверждаются историческими фактами. Давайте вспомним «кровавую свадьбу» Владимира с Рогнедой, после которой Полоцк вошел в состав Киевской Руси, а несчастная княжна стала женой поработителя. Скорее всего, все жены (не наложницы!) Владимира тоже были дочерьми властителей присоединяемых (завоеванных) земель и считались законными женами князя. То же следует сказать и о матери самого Владимира — Малуше. По гипотезе историка Дмитрия Прозоровского (1820–1894), Малуша приходилась дочерью древлянскому князю Малку
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!