Hardboiled / Hard Luck - Банана Есимото

Она настаивала на том, что видит призраков. И постоянно бормотала страшные вещи — бабушка принесла хурму или того ребенка сбила машина. Когда я была с ней, мир кишел призраками.

Я взяла себе за правило считать, что раз я не могу этого увидеть, значит, этого не существует, поэтому не принимала близко к сердцу ее слова. И, тем не менее, иногда я что-то чувствовала. На дороге, в квартире. В это время она обязательно говорила, что там кто-то есть. Чтобы не видеть призраков, она всегда спала, надев на тело много украшений — блестящих колец, цепочек, браслетов. Она говорила, что, если это сделать, призраки не приближаются. Поэтому во время секса, где она, почему-то всегда играла мужскую роль, в меня везде впивались ее украшения, и было больно.

В тот год действительно часто случались туманы.

Когда я просыпалась на рассвете, Тидзуру, прервав свою уборку, с тряпкой в руке садилась и смотрела в окно.

Свет от фар машин пробивал туман и наполнял небо. Пейзажей этого мира не было видно. Казалось, эта панорама, включая и Тидзуру, была последней картиной мира. Я, приоткрыв глаза, не выдавая, что проснулась, смотрела на нее. Она, облокотившись на ржавую оконную раму, качающуюся на ветру, с детским любопытством разглядывала улицу. На улице был густой, как молоко, такой, будто его можно коснуться, туман. Я думала: может, утро никогда не настанет. Мне даже казалось, этот мир отвергает и хрупкое тело Тидзуру, и ее тонкие руки. Будто этому существу разрешается находиться только в таком странном месте.

Люди твердо убеждены в том, что расстаются по воле одного из партнеров — когда один из них надоедает другому. Но это не так. Время быть вместе заканчивается, будто сменяется время года. Просто поэтому. Это невозможно осуществить по воле человека. Потому, наоборот, следует жить полной жизнью до того дня, когда это произойдет.

Нам до самого конца было спокойно и весело.

Может быть, так думаю только я? Нет, пожалуй, я не ошибаюсь.

В той жизни в старом доме с бенто из универсама на обед, я прилагала все свои душевные силы, чтобы постепенно стать взрослой. Думала: может, уже пора начать жить одной? Неподалеку обнаружила подходящее дешевое жилье, поэтому сразу решилась и сообщила Тидзуру. Тогда она отреагировала спокойно. Улыбнулась: мы же и потом будем общаться! Оттого я совершенно не заметила, что она этим шокирована.

В последнее воскресенье нам стало немного грустно. Поэтому Тидзуру сказала, что хочет покататься на машине. Я села за руль машины Тидзуру, и мы поехали к ближайшим горам. В чайной на горе мы поели рис с грибами, добрались до смотровой площадки и полюбовались на разноцветные горы, побывали у горячего источника.

Да, все-таки тогда была осень.

У горячего источника скопилась облетевшая красная и желтая осенняя листва такой головокружительной окраски; что, казалось, сходишь с ума. Каждый раз, когда дул ветер, листья кружились, будто поднятые бурей. Мы долго плескались в бассейне на открытом воздухе, но грусть не исчезала.

Грусть оттого, что время проходит. Что наши дороги расходятся.

— Почему же так необычайно грустно? — наперебой говорили мы друг другу, будто это нас не касается. — Всего лишь переезд. Почему же?

Все люди, которые нас окружали, выглядели такими веселыми, что было даже завидно. Бабушки, маленькие дети, мамы, которые пришли в онсен. Одни люди уходили, другие приходили, а мы все сидели в бассейне под открытым небом. Небо было очень высоким.

— Я не покидала квартиру, и туманов было слишком много, и погода стояла неважная, поэтому, наверно, мне здесь так хорошо, будто во сне, — сказала Ткдзуру.

— Когда небо чистое, и в голове проясняется!

Затем в машине по дороге домой Тидзуру сказала:

— Я выйду здесь.

Как я ее ни уговаривала, она упорно стояла на своем. Постепенно атмосфера в машине сгущалась, стало невыносимо, и я, будто поддавшись колдовству, высадила ее.

Когда я в одиночестве приехала на квартиру Тидзуру, подумала: что же я наделала? Однако она не шутила. Все, что я сейчас могу сделать, — не дожидаться ее в этой квартире, чтобы не оскорблять ее чувства сценой своего ухода. Поэтому я упаковала вещи и досконально уничтожила следы своего пребывания. Наши общие вещи все оставила. Я думала о своей жизни, в которой за короткий период времени с такой скоростью переезжаю уже второй раз. Думала и о Тидзуру. Как бы я ни любила ее, у меня не было уверенности, что смогу любить настолько, чтобы продолжать жить в ее грустном и темном пространстве. Я понимала, что когда-нибудь полюблю мужчину и буду еще более безжалостной. Поэтому я не звонила ей.

Затем, спустя месяц, когда жизнь на новом месте совершенно вошла в свою колею, подумав, что она все-таки мой друг, и наконец, решившись встретиться с ней, я позвонила.

— Эй, как поживаешь? Прости, что тогда забрала у тебя машину. Как ты добралась?

— Все в порядке! Это было не так уж далеко. Я путешествовала еще два дня, потом вернулась автостопом.

— Здорово!.. — Я чуть не расплакалась.

— По сути, это же я попросила высадить меня. Я была серьезно настроена, потому что мне хотелось еще немного побыть на осенней природе. Хотелось привести в порядок свои мысли. Я сама заставила тебя так сделать, как же я могу злиться? — мягко сказала Тидзуру. — Это потому, что я ни за что не хотела видеть, как ты уходишь.

— Я поняла, но мне стоило бы довезти тебя до станции, — как бы извинилась я.

— Нет уж, вот так кошмар — расставаться на станции!

— Пожалуй…

— Мне правда было хорошо жить вместе с тобой. Я сама не знала, что могу жить с другим человеком.

— Я тоже.

— Я думаю, что тебе очень повезет. У тебя будет другая жизнь. В ней многое произойдет. Но себя нельзя упрекать! Живи со спокойной совестью. Что бы ни случилось, будь гордой.

— Почему? Разве я уже не такая?

— Нет. — Тидзуру захихикала. Ее голос тихо звучал в ушах, как колокольчик.

— Ну, что ж.

— Ну, пока.

Я, вздохнув с облегчением, положила трубку. Наверно, для нас не наступит завтрашний день, но во мне появилась надежда, что мы сможем общаться по-другому. Я впервые после той разлуки на горной дороге действительно смогла крепко заснуть.

И тогда я тоже видела странный сон.

Я уже не сержусь и возвращаюсь на горную дорогу. Я приближаюсь к тому месту, где мы расстались с Тидзуру. Тидзуру лежала на обочине, свернувшись, как котенок. Когда я приблизилась, она радостно рассмеялась. Открыв дверь, села в машину, оживленная, какой никогда не была. Мы беремся за руки. Одной рукой вести машину по горной дороге ужасно трудно, но я не хочу выпускать ее руку. Холодная рука Тидзуру. Всегда холодные пальцы. Тидзуру выглядит еще более хрупкой, чем всегда. Какой бы ни был грязный дом, как бы он ни протекал под дождем, какие бы ни были тонкие стены и как бы ни было шумно, пусть даже не будет за окном ласкающих взгляд пейзажей, мы вернемся в ту квартиру вдвоем и уже никогда в жизни не расстанемся…