Кровавая луна - Ю. Несбё

их, и им пришлось бы искать нового человека, которым можно было бы питаться. Или позволить питаться собой, в зависимости от того, как на это посмотреть.

Была ли это любовь? Стоит ли отрицать это лишь потому, что думать об этом было слишком удручающе?

Между деревьями, в направлении посыпанной гравием дороги, Катрина увидела синий огонёк подъехавшей бесшумно машины скорой помощи. Она подумала о Харри Холе. Да, в апреле он подал признаки жизни: послал открытку — подумать только! — с фотографией пляжа Венис и почтовым штемпелем Лос-Анджелеса. Словно сигнал, пойманный гидролокатором с подводной лодки, затаившейся на дне океана. Сообщение было коротким: «Вышли деньги». Была ли это шутка, она не знала. С тех пор никаких вестей.

Полная тишина.

Последний куплет колыбельной, который она не пропела сыну, зазвучал у неё в голове:

 

Блюмен, Блюмен, мне заблей,

Голос твой мне всех милей.

Милый мой, скорей ответь,

Ты не можешь умереть!

 

 

ГЛАВА 2

Пятница

Цена

 

Пресс-конференция была организована, как обычно, в конференц-зале в главном здании полиции. Часы на стене показывали без трёх минут десять, и ожидая вместе со своими коллегами, когда представители полиции займут свои места на трибуне, Мона До, криминальный репортёр газеты «Верденс ганг» («ВГ»), пришла к выводу, что журналистов пришло достаточно много. Более двадцати человек, и это в пятницу вечером. Она со своим фотографом уже успела обсудить, «продаются» ли двойные убийства в два раза лучше, чем «одиночные» или это тот случай, когда работает закон убывающей доходности. Фотограф считал, что качество важнее количества, и поскольку жертва была привлекательной молодой этнической норвежкой, она собрала бы больше кликов, чем, например, пара сорокалетних наркоманов с судимостями. Или два — да, даже трое — мальчиков-иммигрантов из какой-нибудь банды.

Моне До нечего было возразить. На данный момент было точно известно, что погибла только одна из пропавших девушек. Но это всего лишь вопрос времени: скоро станет ясно, что другую постигла та же участь. И да — обе были молодыми, хорошенькими, этническими норвежками. Но лучше от этого не становилось. Она не понимала, что ей с этим делать. Выразить особую обеспокоенность о молодом, невинном и беззащитном человеке. Или лучше акцентировать внимание на других факторах, которые обычно привлекали внимание читателя: на сексе, деньгах — на жизни, о которой читатели мечтали сами.

Кстати, о желании иметь то, что есть у других. Она посмотрела на мужчину лет тридцати, сидевшего в ряду пред ней. На нём была фланелевая рубашка, которую в этом году должны были носить все хипстеры, и шляпа-пирожок, как у Джина Хэкмена из «Французского связного». Это был Терри Воге из газеты «Дагбладет», и она жалела, что у неё нет таких источников информации, как у него. С тех пор как всплыла эта история, он задирал нос перед остальными. Именно Воге, кстати, первым написал о том, что Сюсанна Андерсен и Бертина Бертильсен были на одной и той же вечеринке. И он же нашёл информатора, сообщившего, что папиком обеих девушек был Рё. Это раздражало. И не только потому, что он был конкурентом. Само его присутствие здесь раздражало. Словно услышав её мысли, он повернулся и посмотрел на неё. Широко улыбаясь, он салютовал ей, прикоснувшись пальцем к полям своей идиотской шляпы.

— Ты ему нравишься, — сказал фотограф.

— Я знаю, — ответила она.

Воге начал оказывать знаки внимания Моне, когда совершил своё невероятное возвращение в газетную журналистику в качестве криминального репортёра, а она совершила ошибку, проявив к нему относительное дружелюбие на семинаре, посвящённом — подумать только! — журналистской этике. Поскольку остальные журналисты избегали его как чумы, её отношение, должно быть, показалось ему располагающим. Впоследствии он обращался к Моне за «советами» и «подсказками», как он это назвал. Как будто ей было интересно быть для Терри Воге ментором — и всерьёз желать иметь с ним что-то общее: в конце концов, все знали, что витавшие о нём слухи возникли не на пустом месте. Но чем отстраненнее она вела себя по отношению к нему, тем навязчивее он становился. Звонил по телефону, стучался ей в соцсети, зависал в барах и кафе, где была она, будто бы случайно. И как обычно, ей потребовалось чуточку времени, чтобы понять, что он интересуется именно ею. Мона никогда не пользовалась популярностью у противоположного пола: коренастая, широколицая, с «грустными», как говорила её мать, волосами и врождённым дефектом бедра, из-за которого её походка походила на крабью. Бог весть, было ли это попыткой компенсаторного поведения, но она пошла в тренажёрный зал, стала ещё более коренастой, но теперь могла поднять 120 кг в становой тяге4 и заняла третье место в национальном чемпионате по бодибилдингу. И поскольку жизнь её научила, что никто — по крайней мере, она сама — не получает ничего за просто так, она развила в себе напористое обаяние, чувство юмора и твёрдость — черты характера, с которыми можно было забыть о мире розовых пони и которые помогли ей завоевать неофициальный титул королевы криминального репортажа и Андерса. Из этих двух достижений больше она ценила Андерса. Ну, чуть больше. Но это неважно. Несмотря на то, что внимание со стороны других мужчин, в том числе от Воге, было новым и лестным ощущением, не шло даже речи, чтобы поощрять его. И она считала, что не только словами, но и самим тоном, с которым она их произнесла, и языком тела — она ясно выразила эту свою позицию Воге. Но он видел и слышал только то, что хотел видеть и слышать. Иногда она смотрела в его широко открытые, пристально смотрящие глаза и спрашивала себя — сидит ли он на какой-то дряни или это его продуманная тактика. Однажды вечером он пришёл в бар, где была она, и, когда Андерс пошёл в уборную, он сказал низким и тихим голосом, едва слышным из-за музыки, но вполне различимым: «Ты — моя». Она притворилась, что не расслышала, но он продолжал стоять там, спокойный и уверенный, хитро улыбаясь, будто теперь это был их общий секрет. К чёрту его. Она терпеть не могла выяснений отношений, поэтому не рассказала об этом Андерсу. Не то, чтобы Андерс плохо бы отреагировал, она знала: он отлично бы это пережил. Но всё равно ничего не рассказала. Что Воге о себе вообразил? Что её интерес к нему, новому альфа-самцу в их маленьком болотце, будет расти прямо пропорционально росту его репутации криминального