Главная партия для третьей скрипки - Анна и Сергей Литвиновы

— Ну, те-отя! — заныл мальчишка. — Мне две доло-оги больсых пелеходить! Мамка лугаться будет, что я один!

На форумах часто истории пишут. Как в трудную минуту прибьется к человеку котенок или щенок. Отогреет, от решительного шага огородит, будет в жизни утешеньем служить. А ей, что ли, ребенок попался? Нет, усыновлять его она точно не станет. Дети — страшная морока.

Строго сказала:

— Так и быть. До дома доведу.

А завтра — пересмотреть «Профессионала», убрать в квартире и вернуться к мосту.

Арина взяла пацана за руку. Ладонь ледяная. Как у мамы — когда она в гробу лежала. Куртешка дрянь, тоненький синтепон, шапки нет, обут в кроссовки.

— Закаляешься?

— Че дали, то и надел, — сурово ответил мальчишка. И поторопил: — Посли, сто ли?

Всю дорогу пытался болтать, но Арина не слушала. Сроду ее не интересовали детские проблемки и чужие мамки. Рука мальчишечья тепла не давала, так и осталась холодной до самого дома.

Пришли к облезлой, будто приплюснутой к земле пятиэтажке. Арина удивилась. Ей всегда казалось, что Крымский мост — район модный, застроен сплошь сталинскими исполинами или новоделами бизнес-центрами.

— Наш дом давно снести обесяют, — просветил малец. — Но тут коммуналки, ласселить слозно. Мамка судится. Хочет, стоб тлехкомнатную дали.

— Все! — Арина с облегчением выпустила детскую руку. — Беги к своей мамке.

— Ты меня до конца пловоди! — сурово велел парнишка.

И потащил за собой в подъезд — дыра-дырой, в углу кошачья миска, по всей лестнице рекламные листовки пестрят.

Поднялись на второй этаж, мальчишка позвонил.

Арина удивленно отметила: пацаненок вдруг подобрался, сутулую спину выпрямил, челку пятерней расчесал. Строгая, видно, мамка.

Но дверь вместо женщины отворил высокий, очень худой мужчина в широких, как йоги носят, штанах. Глаза ласковые, лицо приветливое. Улыбнулся Арине, будто давно ее знает и любит.

А предатель-малец Арину толкнул своими ручонками — чуть мужику не в объятия. И доложил тоном ябедника:

— Вот. С моста собилалась плыгать.

Арину бросило в краску. Мужчина в йоговских штанах сделал шаг вперед. Положил руки ей на плечи. Усмехнулся:

— Ты знаешь, что д’Артаньян тоже хотел покончить с собой?

— Отпустите меня!

— А его друг Атос сказал: «К этой глупости всегда успеешь прибегнуть. Ведь только она непоправима».

Арина хотела крикнуть: что это не его дело. И вообще пусть все оставят ее в покое! А мелкому — врезать хороший подзатыльник. Заслужил.

Но дядька продолжал держать ее в объятиях и внимательно смотреть в глаза. Как-то особенно у него выходило. Будто и сердце ее, почерневшее от горя, видит, и душу — пустую после маминой смерти.

И Арина вдруг пробормотала:

— Да я не то что специально собиралась. Просто остановилась, взглянула случайно с моста в воду, и…

— Проходи. — Мужчина аккуратно взял ее за плечо.

Его рука, в отличие от ладошки пацана, обожгла кожу, будто грелка после мороза.

— Я посел, дядя Йова? — спросил малец.

И будто ветром его сдуло.

Арина послушно вступила в длинный коридор. Ни единой вешалки или шкафа. Никаких полочек для обуви. Стены увешаны фотографиями. На всех — море и солнце. Восходы, закаты или яркий луч, пробивающий черную грозовую тучу. Где-то в недрах заунывно напевает женский голос. Арина (по музыкальной литературе всегда была «пятерка») узнала: мантра. Исполняет Дэва Премал. Пахнет ароматными палочками и куркумой. Филиал Индии — неподалеку от Крымского моста.

Йова щелкнул пальцами — еле слышно, показалось Арине. Но одна из дверей немедленно открылась, оттуда выскочила девушка — тоже очень худая, в просторных штанах. Присела перед гостьей на корточки, улыбнулась снизу вверх:

— Вашу обувь?

Арина смутилась окончательно. Сроду ее никто не разувал. Да и что у нее за носки? Может, рваные, грязные? Она просто не помнила.

Но Йова не дал и слова вымолвить. Глаза в глаза — будто тайну страшную поверял — произнес:

— У нас очень приятный пол из пробки. И подогрев. А вся обувь в отдельной комнате остается.

— Зачем?

— Чтобы не тащить в квартиру энергетику с улицы. Плюс элементарная гигиена.

Она не придумала, что возразить.

Носки, к счастью, оказались не рваными, а почти новыми, махровыми, со смешными лягушками. Арина вспомнила: их осенью мама подарила — чтоб дочка не мерзла, пока отопление в квартире не дадут.

В носу сразу зачесалось.

Йова убрал руку с ее плеча, развернул к себе лицом, прожег синью глаз. Спросил:

— Медитацию с поющими чашами любишь?

— Э-ээ… а что это?

— Это способ вернуться к тем, кто тебе дорог, — внушительно произнес мужчина.

— Вы о чем? — со страхом спросила она.

— Ну, у тебя ведь беда? Потеря? Кто погиб? Ребенок, муж?

— Мама.

— Давно?

— П-пять дней назад.

— Значит, она еще здесь. На земле, — уверенно произнес Йова. — И ты сможешь ее увидеть. Я охотно тебе помогу.

Арина постаралась взять себя в руки. Ты что, малышка, с моста не прыгнула, так в другую беду лезешь? Что это за квартира? Что от тебя хочет этот странный мужик?

Она спросила, как могла, сурово:

— Кто вы такой?

Мужчина взглянул удивленно:

— Лев Балаев. Вы меня разве не знаете?

— Откуда мне вас знать?

— Я читаю лекции. Издаю книги, записываю диски. Провожу ретриты и семинары. В социальных сетях почти миллион подписчиков.

— Вы йог, что ли, какой-то? — с презрением спросила Арина.

Девица, принимавшая обувь, уничижительно взглянула на гостью. Но ничего не сказала. Юркнула за одну из дверей.

Лев Балаев внушительно проговорил:

— Я не занимаюсь стандартной йогой. Я переворачиваю всю жизнь человека. Исцеляю от любого страдания. Хотите, чтобы та, кто умерла, продолжала вас радовать?

Арина печально махнула рукой:

— Бросьте. Мертвые уходят навсегда.

— Ошибаетесь.

Лев снова щелкнул пальцами. Помощница, (наверно, специально стоит ухом к двери и прислушивается к зову) явилась мгновенно. Гуру одарил ее улыбкой — куда, правда, менее щедрой, чем досталась Арине. И велел:

— Расскажи про себя.

Девица вытянулась перед ними почти по стойке «смирно». Только глаза — не по уставу — смотрели в пол.