Друиды - Морган Лливелин

все переделки, обычные для ребят, но случалось все и всегда по моей инициативе.

Потом я увлекся друидами и увлекся так, что стал забывать о Кроме. Вспоминая, я искал его, а когда находил, натыкался на холодный сарказм. «Надо же, — говорил он, — ты искал меня! Неужто в поселке перевелись друиды, за которыми ты вечно бегаешь?». Не удивительно, что наши отношения испортились. И все же я продолжал думать о нем как о своем друге, о ком-то, кто всегда будет рядом. Я плохо понимал, что такое «всегда», ведь я был молодым и глупым.

Когда я входил в поселок вместе с друидами, я поискал глазами Крома, но так и не увидел его вечно мрачного маленького лица среди людей, что спешили к нам со всех сторон, восхваляя друидов за очевидный успех.

Менуа принимал благодарности с достоинством, изредка кивая в ответ. Позже я понял, что отсутствие выражения на лицах друидов — это простая, но обязательная защита их мыслей от окружающих.

Люди выбегали из домов, сбрасывали плащи, подставляя тела солнцу. Мелькали разные цвета — красный, желтый и синий — так женщины красили свои кофты с круглыми вырезами возле шеи. Все поднимали лица к небу, навстречу долгожданному солнечному свету.

Некоторых друидов встречали поздравлениями жены и дети. Верховный друид широко шагал в одиночестве. Я едва поспевал за ним, словно бычок, которого ведут на бойню. Менуа ни разу не оглянулся. Он и без того знал, что я никуда не денусь.

Дом Хранителя Рощи был самым большим в поселке, почти таким же, как дом вождя племени. Он располагался немного на особицу от других построек, и напоминал островок среди моря грязи, размешанной ногами людей и коров. Это было овальное сооружение из крепких бревен, крытое многослойной соломой. Дубовая дверь висела на железных петлях, до блеска натертых жиром. Над дверным проемом торчал насест для ручного ворона. Таких птиц держали многие друиды.

Ворон внимательно изучал меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Менуа распахнул дверь и махнул мне рукой. Притолока оказалась такой низкой, что даже мне пришлось пригнуться, входя в дом. За дверью открылась высокое и просторное помещение... и я открыл рот от удивления.

В разных племенах дома кельтов в Галлии, в общем-то, мало отличались друг от друга. Их строили из бревен, а внутри они были битком набиты всяческой утварью. На стенах, как правило, висели щиты, возле двери складывали копья, а посреди обычно занимал немало места ткацкий станок. Вдоль стен стояли резные сундуки для всякой всячины, на веревках, протянутых меж стропил, сушилась одежда, на полу — тюфяки, набитые соломой, со стен свисали ивовые плетенки для кур, чтобы яйца не выпадали; в деревянных ларях хранили инструменты, в корзинах стояли греческие амфоры и римские кувшины, всевозможные горшки и плошки. У тех, кто побогаче, можно было найти бронзовую жаровню для обогрева. Этой зимой вещь очень нужная и высоко ценившаяся.

Так вот, ничего этого я не увидел в доме верховного друида. Мне вообще показалось, что зала совершенно голая. Впрочем, это было только первым впечатлением. Я увидел очаг с великолепной железной решеткой в традиционном кельтском стиле. На почерневшем от времени ложе были набросаны меховые одеяла. Из мебели имелась одна резная скамья, один сундук, а на стене крепилась полка с глиняными и стеклянными сосудами. Был еще небольшой шкаф, а все остальное пространство было заполнено воздухом. Пол был тщательно выметен.

— Ты здесь живешь? — недоверчиво спросил я.

— Я живу здесь, — кивнул Менуа, поглаживая лоб.

Я поискал глазами орудия пыток, предстоявших мне, и ничего не нашел. Тогда я понял, что ему и не нужно никаких инструментов; хватит и магического жезла, чтобы превратить меня в жабу.

Но друид, похоже, вовсе не думал о наказании. Он зевнул, потянулся и почесал живот. А потом резко повернулся ко мне. Я отпрянул к стене. Но вместо того, чтобы хватать меня и тащить куда-нибудь, Менуа совершенно будничным тоном произнес:

— Нам надо поговорить. Это серьезный разговор. Настройся.

Он шагнул ко мне. Я вжался в стену, ощутив лопатками грубые бревна. Мне отчаянно хотелось забиться в какую-нибудь щель. А еще мне хотелось чихнуть. Пытаясь сдержать это желание, я издал какой-то утробный звук.

Менуа внимательно посмотрел на меня.

— Полагаю, ты не отказался бы съесть что-нибудь для начала? Мальчишки всегда голодны... Когда ты ел в последний раз?

Заботливый голос и легкая улыбка друида несказанно меня удивили. Только спустя время я понял, что это был его обычный прием. Резким изменением характера разговора он часто сбивал людей с толку.

— Вчера я ел кашу, — вымолвил я. — А больше ничего не ел. Есть, правда, очень хочется.

Друид кивнул.

— При виде смерти у людей часто просыпается голод... и тяга к женщинам, — задумчиво произнес он. — Так утверждает себя жизнь, Айнвар, — добавил он особым тоном, тщательно выговаривая каждое слово, словно наставляя меня.

Да, конечно, он и был моим наставником. А это был мой первый урок. Второй не замедлил.

— Сходи к Теймону. Сегодня его очередь кормить верховного друида. Скажи его жене, что нужна еда. И объясни, что живешь пока у меня. — Заметив мою растерянность, он добавил: — Ты что, не знал, что каждая семья в поселке по очереди заботится о друидах? Мы ведь заботимся обо всех. Давай, беги.

Когда я повернулся, Менуа отвесил мне легкий шутливый подзатыльник. Ну, я и побежал.

Кузнец Теймон и его жена Дамона сидели на скамейке возле дома, наблюдая за детьми и впитывая солнечное тепло, словно губки из Средиземного моря. Оба были крепкими, кряжистыми людьми, и вовсе не походили на голодающих, даже учитывая скудную зиму. Хотя не удивительно. Воинам и мастерам нельзя слабеть от голода. Об этом заботилась вся деревня.

Я повторил слова Менуа Дамоне, грустной некрасивой женщине с очень добрым лицом. Она посмотрела на мужа, подумала, встала и скрылась в доме. Теймон остался сидеть, прислонясь спиной к стене, посматривая на меня и задумчиво ковыряя в зубах гусиным пером. Я молчал. Просто не знал, что сказать.

Дамона вернулась с краюхой грубого темного хлеба с дыркой посредине и с медной миской, полной вареных овощей, политых растопленным жиром. Я пробормотал слова благодарности и отправился обратно. До меня долетели слова кузнеца, обращенные к жене:

— Давай-ка ты справишь парню новую