Брачные игры каннибалов - Дж. Маартен Троост

Я решил, что Кейт была неправа и нарочно преувеличивала. Ведь известно, что изнуряющая жара, наступающая в Вашингтоне в августе, – следствие уникальных топографических и климатических условий, связанных с воздушными потоками и теплыми течениями, а также составом пыльцы растений, существующих только в Среднеатлантическом регионе. Хуже погоды просто не может быть. И все-таки взял свитер.

– Джинсы тоже возьму, – упрямо проговорил я.

Последние несколько дней мы прощались с семьей и друзьями. Приезжайте в гости, говорили мы всем. Конечно, постараемся, отвечали они, но, если учесть расстояние до острова, становилось ясно, что это нереально. Наконец осталась одна важная вещь. Я сделал Сильвии предложение. Она приняла его. А потом темной ночью мы уехали и начали наше долгое путешествие, а все подобные путешествия должны быть долгими – в Тропический Рай.

В которой Автор и его вышеупомянутая очаровательная Подруга покидают Континентальный мир, ненадолго приземляются на сказочных Гавайях, сбегают с Ужасного атолла Джонстона и впадают в отчаяние, прибыв на Маршалловы острова.

Подобно большинству людей, летающих на самолетах, я понимаю, что это средство передвижения удерживается в воздухе невидимыми ниточками, которыми управляют капризные феи. Как правило, этот факт вызывает у меня некоторую тревогу. Поэтому обычно я, не стесняясь, беру бесплатные маленькие бутылочки с вином, которые раздают стюардессы на международных рейсах. Однако с недавних пор я перестал пить алкоголь на борту, выяснив, что похмелье в сочетании с усталостью после перелета – это очень неприятно. Одним словом, не лучшее начало любой поездки. Несмотря на отсутствие алкоголя с момента вылета из Вашингтона, я чувствовал себя нормально, периодически повторяя про себя, как мантру, что никто еще не умирал от легкой турбулентности. А когда мы подскакивали и механические части самолета начинали скрипеть, Сильвия брала меня за руку и спокойно описывала подробности сурового процесса сертификации самолетов Американской федерацией авиатранспорта. И вот после трех дней, проведенных в небе, самолет стал для меня настоящим домом. За иллюминатором синело небо. Синел океан. От скуки плавились мозги. Мы явно улетели далеко.

Главная проблема человека, который летит из Вашингтона на Тараву, состоит в том, что, несмотря на продолжительность пути, времени на постепенную перестройку с одного на другое не хватает. А я предпочитаю перестраиваться постепенно. Мне просто необходимы эти приятные мелочи, помогающие переключаться. Чашка кофе, которая переводит меня из коматозного состояния в бодрствующее. Пенсильвания, промежуточный штат между Атлантическим побережьем и Новой Англией. Однако, когда вы летите из центра свободного мира в такую дыру, постепенно перестроиться просто нельзя. В мире перелетов на длинные расстояния нет весны и осени. Из зимы сразу попадаешь в лето. Прямо перед рассветом мы были в зале вылета, кишащем амбициозными людьми, деловыми путешественниками, спешащими в Нью-Йорк и Бостон на очень важные совещания, и стояли у стойки перед очень удивленной девушкой, которая проверяла наши билеты. Она увидела, что на них написано «Вашингтон – Ньюарк – Сан-Франциско – Гонолулу – атолл Джонстона – Маджуро – Тарава» и что это билеты в один конец. Это заставило ее прошептать «О боже». Потом мы много часов провели в волшебной трубе, в полубессознательном состоянии перемещаясь от гейта к гейту, и наконец очутились на пляже Вайкики, где прогуливались среди бутиков с последними моделями от Живанши и Шанель и новинками японской порнографии, пока не вышли к морю. Серфингисты покоряли волны, на горизонте высился пик Даймонд-Хед, и солнце клонилось к закату, озаряя все роскошным пурпуром. Тут мы начали смеяться, потому что жизнь порой так забавна, не правда ли?

Но скоро настало время покинуть Япо… извините, Гавайи. Мы вернулись в аэропорт и прошагали мимо выходов, где скучали пассажиры рейсов до Осаки и Лос-Анджелеса, к выходу, где нас ждал самолет компании «Эйр Микронезия». И снова летели, но не к следующему континенту в Тихом океане, а на остров, который лежал еще дальше. У меня возникло чувство, как будто мы намеренно хотим исчезнуть. Тот, кто утверждает, что мир тесен, видимо, никогда не летал через Тихий океан. Тик-так, тик-так: часы и дни текли с мучительной монотонностью. Все вокруг было очень синим. Синее небо сливалось с синей водой, и так продолжалось до бесконечности. Синева и время заполонили все. Но наконец мы начали снижаться, а все вокруг по-прежнему было синим. Самолет летел совсем низко над океаном. Мне казалось, что я смогу коснуться воды рукой. Я видел гребешки на океанских волнах и чувствовал присутствие акул. Их тени были зловещими, каждая не меньше двадцати футов в длину. Затем кораллы выставили к небу свои пальцы, и мы приземлились, жестко ударившись о землю, а затем остановились. Мы прибыли на атолл Джонстона[19], и об этом месте я вам вкратце расскажу.

Атолл Джонстона – худшее место на Земле. В 1960-е Соединенные Штаты Америки использовали его как полигон для ядерных испытаний, которые, понятное дело, в приличных районах самих Штатов проводить было нельзя. Не удовлетворившись тем, что атолл был частично взорван, Штаты решили его отравить. Именно здесь хранились и уничтожались такие чудеса экспериментов американских лабораторий, как нервный газ зарин[20] и прочие вещества, несущие смерть и болезни. На атолле есть два мрачных завода по переработке отходов. Они находятся на двух концах взлетно-посадочной полосы, днем и ночью сжигая яд. Между ними тянутся военные бараки, из крыш которых торчат спутниковые тарелки. Они получают сигналы из мира, который с таким же успехом мог находиться в другой галактике. Больше на атолле Джонстона ничего нет. Время от времени здесь случаются аварии, протечки, и тогда несчастные солдаты, которым «посчастливилось» служить в этом месте, покорно надевают противогазы.

Конечно, можно было бы посвятить пару-тройку страниц размышлениям о философской значимости атолла Джонстона. На нем увековечены материальные проявления способности человечества к великому злу. Более амбициозным писателям эта тема показалась бы очень плодотворной. Однако, сидя в самолете и глядя, как из него выходит единственный пассажир в гражданском, выбравший себе очень странную судьбу, я обнаружил, что мне вовсе не хочется размышлять о высоком. В голове вертелась лишь одна мысль: «Ну кто-нибудь, закройте же наконец дверь, пока мы тут не превратились в мутантов!» Самолет охраняли вооруженные солдаты, у которых наверняка были жабры. И, хотя мне было очень жалко этих людей и их детей, я не мог думать ни о чем, кроме двери и о том, когда же она закроется, чтобы мы снова могли дышать самолетным воздухом, наверняка менее токсичным, чем атмосфера снаружи. Когда дверь закрылась, мы поднялись в воздух и стали вглядываться в поверхность океана, ожидая, что из-под нее вот-вот вынырнет Годзилла.