Михаил Федорович - Вячеслав Козляков

Следующий из Никитичей, Александр, служил в кравчих и получил свой боярский чин только в 1598 году, когда Борис Годунов был избран на царство. Третий их брат, Михаил Никитич, также стал окольничим только по воцарении Бориса Годунова.

Выборы царя должны были расстроить дружбу Годуновых и Романовых, если она существовала раньше. У Федора Никитича с появлением прецедента избрания на царство представителя боярской фамилии также появлялись определенные права на престол. Более того, некоторые иностранные наблюдатели считали его одним из главных претендентов на царских выборах в 1598 году. Впрочем, и русские, и иностранные авторы того времени легко путают причины и следствия. Бесспорным остается одно — всех Никитичей и даже их ближайших родственников в царствование Бориса Годунова постигает тяжелая опала. Возможно, что начало преследований Романовых относится уже к октябрю-ноябрю 1600 года, когда один из членов польского посольства, находившегося в то время в Москве, оставил запись о приходе нескольких сотен стрельцов на подворье Романовых для ареста опальных[21].

Непосредственным поводом для опалы Романовых в конце июня 1601 года стало пресловутое «дело о кореньях», найденных по доносу Второго Бартенева, казначея Александра Никитича Романова. Обстоятельства этого дела хорошо известны. «Новый летописец» позднее обвинял Второго Бартенева в том, что тот вступил в сговор с Семеном Годуновым и умышленно подложил «корения» в мешки, а затем донес на своего хозяина. По доводу Бартенева был учинен розыск, но присланный окольничий уже знал, что именно ему искать. Кульминация состоялась на дворе патриарха Иова, где хранитель казны Второй Бартенев публично обличил в злоумышлениях Александра Никитича Романова. При рассмотрении этого подложного дела присутствовали Федор Никитич Романов и его братья, тут же посаженные «за приставы». Документы о ссылке сыновей Никиты Романовича опубликованы в «Актах исторических» еще в 1841 году, но в них отражена уже развязка драмы[22]. Царь Борис Годунов не случайно поверил в то, что Никитичи хотят «царство достать ведовством и кореньем». Сегодня эта версия кажется нам фантастичной, однако нужно помнить, что для средневекового человека речь шла о вполне реальной угрозе, а представления о влиянии магических действий на жизнь были органически присущи всем — от царя до простолюдина. По версии же самих Романовых, вошедшей в «Новый летописец», царь Борис имел целью «царское последнее сродствие известь». Фактически почти так и произошло. Но доказать злой умысел Бориса Годунова нельзя: многому действия царя только способствовали, а не были прямой причиной. Формально была соблюдена «независимость» духовного суда. Борис Годунов никого из Никитичей не казнил: ему оказалось достаточно удалить их от активной политической жизни, чтобы успеть обеспечить преемственность собственной династии.

Старший из братьев Романовых, Федор Никитич, был насильственно пострижен (с именем Филарет) и отправлен в ссылку «под начал» в Антониево-Сийский монастырь. Постриг обязаны были принять его жена и даже теща, тоже разосланные в отдаленные монастыри: Ксения Ивановна (ставшая инокиней Марфой) — в Заонежские погосты, а ее мать Мария Шестова — в Чебоксары. Детей, Татьяну и Михаила (будущего царя), отправили в ссылку на Белоозеро вместе с семьями брата Александра Никитича, князя Бориса Камбулатовича Черкасского (зятя Никитичей) и теткой, княжной Анастасией Никитичной.

Остальных братьев Романовых разослали по разным местам: «к Стюденому морю к Усолью, рекомая Луда», в Пермь Великую, «в Сибирской город в Пелым». Судьба большинства из них сложилась трагически. Александр Никитич погиб в Белозерске. В его смерти Романовы обвиняли пристава, выполнявшего приказание Бориса Годунова. Не перенес ссылки Михаил Никитич, умерший в земляной тюрьме в Ныробе. Василия Никитича уморил не в меру ретивый пристав, больше смерти поднадзорного боявшийся его побега, а потому, вопреки наказу, заковавший его железными цепями во время трудного перехода из Яранска в Пелым. Смерть брата послужила для власти сигналом к некоторому облегчению страданий находившегося вместе с ним в заключении Ивана Никитича, которого тоже держали закованным в цепях. После получения известия о болезни Ивана Никитича его перевели в Уфу и улучшили ему «корм», затем назначили на службу в Нижний Новгород вместе с племянником князем Иваном Борисовичем Черкасским и наконец 17 сентября 1602 года разрешили вернуться в Москву. И позднее, как сообщает «Новый летописец», Ивана Никитича Романова и князя Ивана Борисовича Черкасского продолжали держать вместе. Их, а также сестру Федора Никитича и его детей отправили в романовскую вотчину — село Клины Юрьев-Польского уезда[23]. Все это, вероятно, должно было продемонстрировать, что царь Борис Годунов не хотел смерти братьев Романовых и их родственников. Однако дело было сделано и что-либо исправить в результатах исторической вражды Годуновых и Романовых уже не представлялось возможным.

В том возрасте, в котором Михаил Федорович оказался в Клинах, у ребенка формируются обычно первые, самые ранние воспоминания. Трудно сказать, что именно мог запомнить он от того времени. Ему еще не исполнилось и пяти лет, когда в конце июня 1601 года он был разлучен сразу с обоими своими родителями и даже бабушкой. Остроту переживаний ребенка могла смягчить забота его тетушек, с которыми дети Федора Никитича и Ксении Ивановны Романовых поехали в ссылку на Белоозеро. Атмосфера тревоги и неизвестности, в которую попали взрослые, не могла не повлиять на маленького Мишу Романова. Чтобы скорее увидеть своих родителей, он должен был усиленно молиться (ничего другого не оставалось ни взрослым, ни ему). Не к этому ли времени восходит поражавшая современников глубокая религиозность первого царя из династии Романовых? Можно отметить и другое обстоятельство: ставший «сиротой» при живых родителях Михаил Романов вызывал повышенную жалость окружающих, сполна испытав на себе то, что сейчас называют «женским воспитанием».

Пробыв какое-то время на Белоозере, княгиня Марфа Никитична Черкасская, оставшаяся после смерти своего мужа старшей в этом осколке романовской семьи, была в начале сентября 1602 года переведена вместе с племянниками — детьми брата Федора Никитича — и снохой — женой брата Александра Никитича и их детьми — в Клины. Чуть позднее, как уже было сказано, к ним присоединились Иван Никитич Романов и князь Иван Борисович Черкасский. Бывшая вотчина Никиты Романовича в Юрьев-Польском уезде до опалы принадлежала Федору Никитичу. Из-за утраты документов нельзя определенно сказать, кому перешли Клины после этого времени, но вполне возможно, что вотчину наследовал Михаил Романов, которому, как предполагалось, еще предстояло в дальнейшем служить царям династии Годуновых. Если эта догадка верна, то все старшие в роду Романовых и Черкасских, принявшие на себя опекунство над детьми Федора Никитича, должны были по-особому относиться к маленькому владельцу того села, в котором вполне могла окончиться жизнь каждого из них по воле Бориса Годунова. Двадцать лет спустя царь Михаил Федорович, жалуя вотчиной своего боярина князя Ивана Борисовича Черкасского, вспоминал «отца его и матери и его многое терпение, что они за нас великих государей мучились и разорены». В жалованной грамоте князю Ивану Борисовичу Черкасскому 1624/25 года упоминались и его ссылка «на Низ, в Казанский пригородок в Малмыж», и сидение в тюрьме, и то, что «поместья и вотчины, и его многие животы и рухледь всякая, и то все при царе Борисе взято и роспродано без остатка». Эта грамота, где впрямую не упоминается о Клинах, все же может служить косвенным свидетельством о тяготах жизни ссыльных, которым приходилось терпеть «всякие нужи и тесноты… лет с пять», пребывая «в великой скудости и долгу»[24].