Лени Рифеншталь - Евгения Белогорцева

После завершения Олимпиады 6 августа Лени еще почти месяц продолжала снимать оставшихся в Берлине спортсменов, чтобы получить кадры, которые по каким-то причинам снять на самой Олимпиаде не удалось. Некоторых она даже просила повторить их рекорды! Только в конце сентября она смогла наконец, по обыкновению, закрыться в своей монтажной и приступить к сборке фильма.

В этот-то момент Геббельс решил нанести ей удар. Для начала он приказал провести аудиторскую проверку расходов на фильм. После чего велел не выделять более никаких средств фройляйн Рифеншталь, которая и так истратила на фильм уже полтора миллиона марок.

Затем он нанес удар по ближайшим сотрудникам Лени – ее пресс-секретарю Эрнсту Егеру и финансисту Вальтеру Гросскопфу. Обоих он потребовал уволить по совершенно надуманным причинам.

Вдобавок ко всему он велел при монтаже фильма поменьше уделять внимания всяким там американцам (ему казалось, что Рифеншталь в основном снимала зарубежных спортсменов) и сконцентрироваться на победах арийцев.

Лени проигнорировала требования министра пропаганды, однако для завершения работы ей требовались деньги, а в них было отказано. Не помогли даже слезы, пролитые ею в кабинете Геббельса. «Этими истерическими припадками… меня больше не возьмешь», – ответил он.

У Лени оставалось последнее средство – обратиться лично к Гитлеру. По обыкновению, он тепло принял ее и был крайне удивлен, узнав, что Геббельс чинит ей препятствия. «С чего бы ему это делать?» – спросил он, сделав вид, будто не знает о происходящем. И обещал помочь. Через несколько дней секретарь фюрера сообщил ей, что она может спокойно продолжить работу над фильмом. Гитлер по-прежнему руководствовался принципом «разделяй и властвуй» в отношении своих подчиненных и приближенных.

Чтобы не запутаться в огромном количестве материала, Рифеншталь выработала свою систему разноцветных коробок с пленкой. Это позволяло вести учет – что просмотрено, что пойдет в дело, а что будет отвергнуто. Она также сортировала материал по сюжетам и настроению.

Работа над монтажом фильма заняла 18 месяцев. Шутили, что сами Игры успели уже забыться, а фильма все нет и нет. Закончила Лени только к концу февраля 1938 г. В процессе сборки фильма Лени обрела и личное счастье. Проведя долгие часы в студии вместе со звукоинженером Германом Шторром, Рифеншталь впоследствии скромно заявила, что они «решили остаться вместе». Союз, правда, распался уже через два года, но у Лени и прежде не складывались длительные отношения с мужчинами. Много позже, в 1986 г., давая интервью, она призналась, что этот – самый нежный – из ее романов, был принесен в жертву искусству. «Ему хотелось проводить со мной ночи перед самыми значительными съемками, – говорила она, имея в виду откладывавшийся столько времени фильм “Долина”. – Но это было невозможно». Выбор между работой и мужчиной никогда не ставил Лени Рифеншталь в тупик.

Премьеру «Олимпии», назначенную на конец марта, едва не перенесли из-за случившегося как раз в это время аншлюса. Гитлер пребывал в Австрии, приветствуя присоединение к Германии его родной земли. Рифеншталь, испуганная, что премьеру фильма перенесут на осень, а то и отменят ее вовсе, помчалась к фюреру, чтобы просить вступиться за картину. Она понимала, что явилась не вовремя: он пребывал в эйфории, и ему не было дела до какого-то там фильма. Но Лени импульсивно предложила выпустить фильм как раз к его дню рождения – 20 апреля. Гитлер сначала запротестовал: у него много дел в эти дни. Однако, чувствуя себя победителем, сменил гнев на милость и внес изменения в график празднования.

На премьеру Лени пришла в сопровождении своей семьи – родителей и младшего брата. Она волновалась, выдержит ли публика фильм в двух частях общей продолжительностью почти 4 часа? Однако успех превзошел все ее ожидания, и Гитлер лично поздравил Лени с этим триумфом.

После такой похвалы никого уже не удивило, что фильм «Олимпия» получил кинопремию рейха 1938 г. Впоследствии лента завоевала также Гран-при Венецианского кинофестиваля как лучший документальный фильм.

Лени отправилась представлять картину в США. Но пока она наслаждалась коктейлями на борту судна, в Германии произошло событие, позже получившее название «Хрустальная ночь».

С 9 на 10 ноября сотни нацистов из гитлерюгенда по всей Германии разнесли тысячи витрин еврейских магазинов, окон в еврейских домах и синагогах. За одну ночь погромщики убили почти сотню евреев, а 20 000 в течение короткого времени отправили в концлагеря.

Именно в эти дни лайнер, на котором плыла Лени, пришел в Нью-Йорк. Встретили ее достаточно приветливо, хотя журналисты наперебой пытались выяснить, является ли она любовницей Гитлера. Зато, когда информация о «Хрустальной ночи» докатилась до Америки, тон журналистов и их вопросы резко изменились.

И Рифеншталь вместо того, чтобы промолчать или заявить, что об этих событиях ей неизвестно, стала с горячностью доказывать, что это неправда, такого не может быть и что фюрер просто не допустил бы подобных событий.

Разумеется, в сложившейся обстановке «Олимпии» едва ли мог сопутствовать успех. Всем ведущим кинопрокатным компаниям были разосланы телеграммы с предупреждением, что «Олимпия» – часть нацистской пропагандистской атаки.

Большинство организаций, с которыми уже имелась договоренность, отменили показы фильма. В тех же случаях, когда сеансы все же проходили, Лени показывала «усеченную» версию, где практически не было сцен с Гитлером. Ходили слухи, что в багаже у Рифеншталь было целых три редакции фильма. В Америке она показывала самую мягкую из них, боясь, что «если киномеханик окажется слишком левых взглядов, то сожжет изначальный фильм».

Целый год Лени посвятила рекламе фильма «Олимпия». Всего картина отняла у нее 4 года жизни. По окончании кампании она наконец-то смогла заняться собственным проектом: ей давно уже хотелось снять фильм о царице амазонок Пентесилее – героине древних мифов. По замыслу Рифеншталь, основу ленты должна была составить драма в стихах Генриха фон Клейста, повествовавшая о трагической любви Пентесилеи к Ахиллу.

Планируя исполнить главную роль, Лени стала брать уроки верховой езды. Утром она писала свои заметки (очередной «манускрипт» к съемкам), днем садилась в седло или занималась еще каким-нибудь спортом. О таком времяпрепровождении можно было только мечтать.

Идея этого фильма получила одобрение в Министерстве пропаганды, и Лени отправилась в Ливию, чтобы там обучать сотню молодых женщин для съемок конных сражений. Она выбрала Ливию, потому что небо там почти всегда было голубым и безоблачным (а Лени собиралась снимать на цветную пленку).

Однако планам ее не суждено было осуществиться. Из Германии пришло известие, что началась война. Все друзья в один голос говорили Лени, что ей нужно создать новостную компанию и с официальной киногруппой отправляться на фронт.

Она направила предложение в вермахт, и оно тут же было одобрено. Через несколько дней Лени и ее коллеги, надев серую форму прессы и пройдя краткий курс обращения с противогазом и стрельбы из винтовки, отправились на Польский фронт, в город Коньске.